Ампир «В»

Шагнув ко мне, он приблизил свое лицо к моему и клюнул подбородком, словно его клонило в сон. Я вынул из кармана платок, чтобы промокнуть шею. Но укус был высокопрофессиональным – на платке не осталось следа.

Ваал Петрович прикрыл глаза и зачмокал губами. Так продолжалось около минуты. Мне стало неловко – и захотелось укусить его самому, чтобы понять, на что именно он столько времени смотрит. Наконец он открыл глаза и насмешливо поглядел на меня.

– Собрался в толстовцы?

– Что вы имеете в виду?

– Озириса. Планируешь вступить в его секту?

– Пока нет, – ответил я с достоинством. – Просто, э-э-э, расширяю круг знакомств. Энлилю Маратовичу не говорите только. Зачем старика расстраивать.

– Не скажу, не бойся. Ничего, Рама. Дадим тебе баблос, и не надо будет ходить ни к каким сектантам.

Я пожал плечами. Ваал Петрович шагнул к Гере, наклонился к ее уху и кивнул, словно отвечая на какой-то ее тихий вопрос. Раньше я не видел, чтобы вампир кусал двоих подряд за такой короткий срок – но Ваал Петрович, видимо, был опытным специалистом. Издав несколько чмокающих звуков, он сказал:

– Приятно познакомиться с такой целеустремленной особой.

С Герой он держал себя гораздо галантней. Да и времени на нее потратил меньше.

– Почему-то все мои знакомства в последнее время сводятся к одному и тому же, – пробормотала Гера.

– Ничего личного, – ответил Ваал Петрович. – Эти укусы носят служебный характер. Мне надо знать, как правильно вести инструктаж, а для этого следует четко представлять себе ваш внутренний мир, друзья мои. Итак, прошу…

И он распахнул двери.

За ними оказался ярко освещенный круглый зал. В нем преобладали два цвета – золото и голубой. В голубой были выкрашены стены, а золото блестело на пилястрах, лепнине плафона и рамах картин. Сами картины были малоинтересны и походили своим успокаивающим однообразием на обои – романтические руины, конные аристократы на охоте, галантные лесные рандеву. Роспись потолка изображала небо с облаками, в центре которого сверкало золотом огромное выпуклое солнце, подсвеченное скрытыми лампами. У солнца были глаза, улыбающийся рот и уши; оно было немного похоже на Хрущева, затаившегося на потолке. Его довольное круглое лицо отражалось в паркете.

Ослепленный этим великолепием, я замешкался в дверях. Гера тоже остановилась.

– Входите, – повторил Ваал Петрович. – У нас не так много времени.

Мы вошли в зал. В нем не было никакой обстановки, кроме пяти больших кресел, полукругом стоящих у камина в стене. Кресла были высокотехнологичного военно-космического вида, с сервоприводами, держателями, полушлемами и множеством сложных сочленений. Рядом был плоский пульт управления, поднятый над полом на стальной ножке. В камине горел огонь, что показалось мне странным, поскольку одновременно работал кондиционер. У огня хлопотали два халдея в золотых масках.

– Интересно, – сказал я, – здесь у вас совсем как у Энлиля Маратовича. У него тоже круглый зал, тоже камин в стене и кресла. Только там, конечно, все скромнее.

– Ничего удивительного, – ответил Ваал Петрович. – Все помещения, служащие одной функции, имеют между собой нечто общее. Как все скрипки имеют одинаковую форму. Присаживайтесь.

Он жестом велел халдеям удалиться. Один из них задержался, чтобы насыпать в камин углей из бумажного пакета с надписью «BBQ Charcoal».

– Во время красной церемонии, – пояснил Ваал Петрович, – принято жечь ассигнации. Это не имеет никакого практического смысла, просто одна из наших национальных традиций, отраженных в фольклоре. Мы не стеснены в средствах. Но жечь все-таки предпочитаем старые купюры с Гознака – из уважения к человеческому труду…

Он поглядел на часы.

– А сейчас мне надо переодеться. Пожалуйста, ничего пока не трогайте.

Согрев нас ободряющей улыбкой, Ваал Петрович вышел вслед за халдеями.

– Странные кресла, – сказала Гера. – Как зубоврачебные.

Мне они казались больше похожими на декорацию для съемок космической одиссеи.

– Да, странные, – согласился я. – Особенно этот нагрудник.

На каждом кресле было приспособление, как в фильмах про звездную пехоту – такие штуки опускались на грудь космонавтам, чтобы удерживать их на месте при посадке и взлете.

– Это для того, чтобы мы не свалились на пол, если начнем биться в конвульсиях, – предположил я.

– Наверно, – согласилась Гера.

– Тебе не страшно?

Она отрицательно помотала головой.

– Митра сказал, это очень приятное переживание. Сначала будет чуть больно, а потом…

– Ты можешь больше не говорить мне про Митру?

– Хорошо, – ответила Гера. – Тогда давай помолчим.

До возвращения Ваала Петровича мы больше не разговаривали – я с преувеличенным интересом разглядывал картины на стенах, а она сидела на краю кресла, глядя в пол.

Когда Ваал Петрович вошел в зал, я не узнал его. Он успел переодеться в длинную робу из темно-красного шелка, а в руке держал инкассаторский саквояж. Я вспомнил, где видел такую же робу.

– Ваал Петрович, вы были в кабинете у Энлиля Маратовича?

Ваал Петрович подошел к камину и положил саквояж на пол возле решетки.

– Неоднократно, – ответил он.