Ампирный пасьянс

Первым историком, который написал биографию Пёнтковского, был главный редактор издаваемых Биографическим Музеем в Париже "Некрологических Ежегодников XIX века" Э. Сен-Морис Кабани. Его Notice Necrologique sur le Colonel comte Charles-Jules-Frederique Piontkowski - Некрологические заметки о полковнике графе Кароле-Юлиусе-Фредерике Пёнтковском, изданные в 1851 году - это крайне симпатичный, хотя и фальшивый портрет поляка (другой такой некритичный панегирик написал уже в нашем веке ксёндз А. Сыский, посвящая его "Потомку по боковой линии капитана Пёнтковского, профессору Ромуальду Пёнтковскому...")1.

В свою очередь, англичанин Дж. Л. де Сент-Уотсон, публикуя в 1912 году корреспонденцию Пёнтковского в книге "Изгнанник-поляк с Наполеоном"2, яростно боролся с утверждениями французских историков, которые относились к поляку враждебно (особенно с Мессоном, которого даже называет лжецом), но, в порыве страсти, он Пёнтковского слишком уж украсил.

Французские историки, пишущие про остров Святой Елены, не имея возможности управиться с множеством окружавших Пёнтковского вопросительных знаков, охотно пропустили бы его, но человека, делившего с "богом войны" пытку Лонгвуд3, нельзя было не замечать. Двое из них (Фредерик Мессон в книге "Autour de Sainte Helene" и Ж. Ленотр в книге "En suivant l'Empereur. Autres croquis de l'Epopee") посвятили ему отдельные эскизы, представляя Пёнтковского последней сволочью. Все остальные посвятили поляку по несколько предложений, написанных пером, которое макали в желчи, поскольку стиль пасквиля является ужасно заразительным.

Если подвести итог: Кабани, Уотсон и Сыский некритично превозносили поляка, зато целая плеяда французских историков нарисовала его исключительно в серо-черных тонах, в то время как не подлежит никаким сомнениям, что мнение об этом человеке, не подкрепленное попытками психологического анализа, является банальнейшим недоразумением.

Желая ответить на вопрос: кем был Пёнтковский?, гораздо легче по очереди показать, кем на самом деле он не был, то есть, проверить все то, что он сам о себе говорил или писал, или же что писали о нем историки из обоих лагерей. Уже сам факт, что эти три источника часто взаимно противоречат друг другу (а документов, служащих в качестве источника, кроме найденных Уотсоном, просто нет), доказывает, сколь чертовски сложным будет этот "легчайший" путь. Тем не менее, он единственный, который можно принять, хотя и так во многих местах останутся знаки вопроса.

Итак, прежде всего, он не был графом, и хотя Уотсон утверждает, будто сам Пёнтковский этим титулом не пользовался, а делала это его жена, да и то, исключительно в отсутствии мужа - в это трудно поверить. Не был он и полковником, хотя делал многое, чтобы его полковником считали4. В конце концов, он даже капитаном не был - этой последней похвальбой позволили себя легковерно обмануть несколько историков, в том числе и наш Василевский.

Всю свою жизнь Пёнтковский был охвачен манией возвеличивания себя с помощью вранья относительно своего генеалогического дерева и военной службы, что, скажем, было делом небезопасным. Немцевич в своих мемуарах описал аферу некоего Помговского, который сам себя именовал полковником и бесправно взял себе имя вместе с титулом графа Плятера. В плане характера он был близнецом Пёнтковского, типичным для этой эпохи авантюристом и мифоманом, обожающим интриги, "серетные миссии" и все то, что придает отблеск значительности и таинственности. Все это закончилось для него весьма печально - обвиненный в шпионской деятельности и в измене он был поставлен пред военным судом и расстрелян, то ли в 1807 году (согласно Немцевича), то ли в 1811 году (согласно Кастани).

3

По его собственным словам, Кароль Фредерик Юлиуш Пёнтковский родился 30 мая 1786 года в имении Блондувек, расположенном неподалеку от Варшавы. Отцом его был Михал Пёнтковский, а матерью... один раз сам Пёнтковский выдавал за свою родительницу Юстыну Чивыскую (Чивыцкую ?), а в другой раз Марию Бырминскую (Бырминьскую ?). О его детстве мы не знаем абсолютно ничего. В молодости он, якобы, был пажем при саксонском дворе - у короля саксонского и князя варшавского Фридриха Августа - после чего, в 1808 году, начал военную карьеру в качестве гусара. Через год он перешел в гвардейские лансьеры (легковооруженная кавалерия), якобы, в чине поручика и, якобы, принял участие в австрийской кампании, а затем и российской в чине поручика первого класса и - здесь мы постоянно идем по следу весьма сомнительной автобиографической версии в изложении Кабани - был ранен в битве при Бородино, за что 7 сентября 1812 года его наградили Звездой Почетного Легиона. В гвардии, может, он и был, но все остальное является ложью: человека с такой фамилией нет в перечне раненых никакого гвардейского полка, нет такой фамилии и в списке награжденных знаком Почетного Легиона 7 сентября 1812 года, равно как и в следующем списке от 10 сентября.