Ампирный пасьянс

Уотсон объяснил все произошедшее менее зрелищным, зато более логичным и - точки зрения историографии - более пристойным образом. 70-летний к тому времени знаменитый юрист Кейпел-Лоффт, все же староватый для роли Дон Жуана, был одним из известнейших почитателей Бонапарте в Англии, который публично, в прессе и официальных нотах, протестовал против пленения императора, которое сам он называл "политикой трусов". При этом, в заранее обреченной на поражение борьбе он ссылался на все существующие кодексы и постановления, не исключая "Магна Карта Либертатум" и "Хабеас Корпус". Именно он и добился для Пёнтковского разрешения выехать на Святую Елену, считая это как бы подарком для Наполеона. После отъезда мужа госпожа Пёнтковская поселилась в семье Кейпел-Лоффтов, отношение к ней было самое доброе. Уотсон без труда доказал, что обвинение ее в романе с седым адвокатом является идиотизмом, рассчитанным исключительно на компрометацию Пёнтковского.

Свадьба красавицы Мелании с необычайно красивым, хотя и чрезвычайно экзальтированным Каролем состоялась 4 октября 1815 года. А через четыре дня "Буревестник" поднял якорь.

6

Утром 30 декабря 1815 года монотонные будни Лонгвуда были оживлены визитом майора Ферзена, который сообщил, что, по согласию британских властей, в свиту достойного пленника дополнительно включается польский офицер, капитан Пёнтковский, со вчерашнего дня пребывающий в Джеймстауне8. Этим "капитанством" поначалу дал себя обмануть, среди всех прочих, и придворный хроникер Наполеона на Святой Елене, Лас Касес, который под датой 30 декабря 1815 года записал: "В этот день наша небольшая колония увеличилась на поляка, капитана Пёнтковского". Впоследствии, когда Пёнтковского уже расшифровали, Лас Касес везде в своих заметках именовал его в соответствии с правдой - поручиком.

Прибытие Пёнтковского вызвало среди спутников императора удивление и недоверие. Всем было хорошо известно, что получить разрешение для пребывания на Святой Елене вещь практически невозможная даже для наиболее влиятельных французов. А этот таинственный, никому не ведомый чужак такое разрешение получил. Само собой, возникало подозрение, что Пёнтковский должен быть "подсадным кротом" в Лонгвуде.

В подобной ситуации не может будить удивления факт, что Пёнтковского приветствовали весьма прохладно. Лас Касес, правда, отрицает этому в своем "Мемориале..." (заметка от 21 - 23.02.1816 г.): "Англичане были удивлены отсутствием энтузиазма с нашей стороны при известии о его прибытии. Наши враги писали, будто мы приняли его плохо, что является неправдой, но этого хватило, чтобы в британских официальных бумагах очутились утверждения, будто бы император его избивал, а мы все предали его остракизму. Позднее мне рассказывали про карикатуры, на которых император хватал его когтями, я же сам поджаривал его и желал съесть либо же ездил на его плечах с бичом для скота в зубах - вот вам благородство и деликатность, типичные для англичан".

Карикатуры - понятное дело - были всего лишь пасквилями в виде рисунков, но вот прохладный прием, вопреки утверждениям хроникера, вовсе не был неправдой. Что еще более противоречит утверждениям самого Пёнтковского. Дело в том, что наш валет червей в письме Кейпел-Лоффту написал, будто император принял его с энтузиазмом и проявил о нем заботу, превосходящую самые смелые ожидания: уже после первой проведенной в Лонгвуд ночи он прислал к нему слугу Маршана с вопросом, достаточно ли у Пёнтковского чистого белья, и если нет, тогда монарх снабдит его собственным! Ксёндз Сыский с обезоруживающей серьезностью подчеркнул данное событие в своей книжечке.

На самом же деле Наполеон поначалу вообще не желал видеть прибывшего, поскольку Пёнтковский появился на острове в серебристо-голубом мундире императорского адъютанта, размышляя при этом следующим образом: в течение стольких лет славы рядом с императором было столько адъютантов, что он не в состоянии запомнить всех. Вот только Пёнтковский недооценил памяти корсиканца. Бонапарте разъярился и начал кричать:

- И что должен этот мундир означать? Этот человек никогда не был моим адъютантом! Я ничего об этом не знаю! Передайте Кокберну, что я его не приму!

Но после того император поддался на уговоры Бертрана (тот какое-то время наивно считал, будто Пёнтковский является тайным эмиссаром бонапартистов и привез из Европы секретные письма) и принял поляка, который "наплел ему множество сказок".

Вскоре после того Гурго тоже демаскировал Пёнтковского. Событие имело место во время завтрака у госпожи Скелтон, жены вице-губернатора острова. Присутствовавший там губернатор, адмирал Кокберн, в какой-то момент начал выпытывать поляка о прохождении его карьеры, когда же заметил, что ответы Пёнтковского вызывают удивление на лице Гурго, обратился к генералу:

- Неужто вы не видели мистера Пёнтковского в армии?

- Никогда! - ответил Гурго и сразу же начал выпытывать поляка более тщательно:

- В какой части вы служили?

- У Тильмана.

- Как звали командующего армией?

- Не помню хорошо, кажется, Лористон.