Ампирный пасьянс

У Эсфири ту же самую роль играли прекрасные, серо-голубые глаза, обрамленные сверху изысканной аркой бровей, а снизу - голубыми тенями, которые подчеркивали их блеск. Глаза эти, в соединении с интеллектом и экстравагантностью, творили чудо - мисс Стенхоп считали "attractive".

Что вовсе не означает, что ее дарили симпатиями. Это было совершенно исключено, поскольку собственной личностью она представляла новую, шокирующую в то время модель "независимой женщины", и делом чести считала войну с ритуальным театром салонной жизни. Не имея возможности разрядить собственной энергии в объятиях любовников, в танце или будуаре, она реализовала это через свои спортивные пристрастия (в верховой езде Эсфирь достигла абсолютного совершенства), зато к двум тогдашним крупным страстям салонной элиты - сентиментализму и филантропии - относилась с убийственным сарказмом. Это тоже был театр, но театр одного актера, и это лишь было самым основным.

Подобную роль, как она среди женщин, в мужском окружении играл тогдашний "король денди", знаменитый Бруммель (1778 - 1840), от которого мисс Стенхоп брала некоторые образцы антиритуальных ритуалов, как, например, иронию и издевки над потребительским хлевом. Эсфирь восхищалась им, поскольку он, подобно ей самой, был таким же наглым и презирал нормы общественной жизни с чудесным презрением ко всему и всем. Бруммель, несомненно, был одной из интереснейших фигур эпохи, и потому заслуживает более тщательного внимания британских историков, но те предпочитают бесконечно множить биографии Кромвеля и Нельсона. Бруммель создал некий стиль, характерной чертой которого было презрение к многочисленным подражателям. Однажды, встретившись с молодым полковником без родословной, он издевательски процедил:

- А кой черт знает его отца?

Находящаяся рядом Эсфирь, не раздумывая, выпалила:

- А кой знает вашего?

Тогда Бруммель присмотрелся к ней повнимательней и, склонившись к двери ее кареты, провозгласил нечто вроде кредо, в котором пробиваются уайльдовские нотки:

- Послушай-ка, драгоценное создание, это правда, никто не знает моего отца, но никто не знает и меня и той роли, которую я играю. Вы знаете, что игра эта имеет смысл и удается только лишь благодаря собственной абсурдности. Мир озверел, и я свободно пользуюсь этой его озверелостью. Мы же понимаем друг друга, правда?

Да, друг друга они понимали превосходно. Из них могла бы быть великолепная пара, но только в теории. На практике они бы замучили один другого поединком по открытию щелей в маске партнера и парированию подобных открытий издевками. В их случае, это имело бы, конечно, некий рафинированный кайф, в отличие от примитивных супружеских поединков, которые веками разыгрываются в тиши домашних пенатов, но даже он был бы таким же невыносимым.

3

Окруженная восхищением, нелюбовью и страхом, Эсфирь царствовала неполных три года. В это время Питту удалось смонтировать сильную, третью по очереди антинаполеоновскую коалицию (Австрия, Россия, Неаполь и т.д.), заданием которой было разгромить и свергнуть с трона величайшего врага Англии. Питт оплатил союзников британским золотом и ожидал эффекта, который должен был увенчать все его, и так уже наполненное успехами, политическое направление.

2 декабря 1805 года, под маленькой моравской деревушкой Аустерлиц, Наполеон совершил маневр, определяемый, наряду с Каннами Ганнибала, как шедевр военного дела во всей истории, в результате чего соединенные армии императора Франца и царя Александра перестали существовать. На следующий день венский агент Питта, лорд Пейджет, написал премьеру рапорт о разгроме, в котором представлял будущность Альбиона в самых черных тонах. Письмо это застало Питта в Бате. Один из британских историков написал впоследствии: "Конда в далеком английском курортном городке Бат младший Питт узнал о поражении, он свернул карту Европы, отвернулся к стенке и умер".

Эсфирь осталась сама. Исчезли внезапно приятели, дематериализовались улыбки, ее значение и влияние превратились в пепел. Не желая становиться беззащитным объектом мести салонов и двора, она сбежала в Билт (Уэльс), а в 1810 году покинула ненавистную Англию, забирая с собой нескольких слуг (среди них находились шпионы Лондона), а также молодого врача Мейрона, который в будущем сделается ее первым биографом.

Через Гибралтар, Испанию, Мальту и Грецию2 англичанка со свитой добралась до Турции. В Константинополе и Бруссе миледи передвигалась по улицам верхом, что возбуждало всеобщий интерес и предположение, что разозленный Пророк, переворачивается в своей могиле. Осенью 1811 года Эсфирь отправилась дальше, в Египет. Около острова Родос корабль начал тонуть. Мисс Стенхоп спасли, но вот вся ее одежда пропала, поэтому англичанке, из чистой необходимости, пришлось надеть восточные, причем, мужские одежды! И она стала ключом и символом.