Ампирный пасьянс

Подобного рода "номера" всегда были и остаются в арсенале любой доброй контрразведки. В наполеоновские времена британская контрразведка прямо специализировалась в радикальном изъятии со сцены агентов противника (вспомните, хотя бы, неожиданную смерть Пирона в Хайдерабаде - глава о Типу-Сахибе). Несмотря на упорные старания, не удалось найти никаких доказательств в пользу гипотезы убийства Бутена по приказу англичан. Зато меня заставило задуматься странное стечение обстоятельств. Так вот, одновременно с Бутеном, в 1810 году, на те же территории и с той же миссией был выслан французской разведкой другой агент, одна из наиболее таинственных фигур той эпохи, бывший мальтийский кавалер Поль Людовик Ласкарис, который, подобно Бутену, действовал в краях между Каиром и Евфратом, и внезапно умер в то же самое, что и Бутен, время, в 1815 году, в возрасте 41 года. Все его документы тут же были перехвачены британским консульством в Каире, потому-то о Ласкарисе мы почти ничего не знаем. Он перешел в легенду и, спустя несколько лет, весьма интересовал "эмира" Ржевуского, который слышал про Ласкариса от арабов.

В свою очередь, уже в 1818 году, так же "неожиданно", в пустыне умер франко-испанский шпион (бывший агент Наполеона), Бадия Кастилло и Леблих он же Али-бей эль Аббасси он же Хадж Али Абу Отман, который, умирая, шептал, будто его отравили ревенем. Леди Стенхоп, которая переписывалась с Леблихом, заинтересовалась этим ревенем, и хотя выполненные по ее желанию химические анализы дали (не без помощи британской разведки) отрицательные результаты наверняка именно тогда у нее открылись глаза.

11

Вскоре после свершения мести леди Стенхоп на постоянно осела на высокой горе Дахр-Джун, километрах в 75 к югу от караван-сарая Мар-Элиас и в нескольких часах конной поездки от Саиды. Высоко-высоко, над деревушкой Джун, вознесла она свой удивительнейший замок родом из сказки (на основе перестроенного ею ранее существовавшего комплекса строений), о котором до нынешнего дня на Востоке ходят мрачные легенды и который был заполнен лабиринтами, тайниками, казематами, ловушками и смертельными западнями, который сам был окружен неправильным сборищем одноэтажных домиков для слуг. На территорию заезжали через киоск в низкой оборонной стене. По бокам от ворот стояли два заостренных кола, предназначенные для того, чтобы садить на них врагов. Хотя леди Стенхоп имела специального палача, эти символы жестокости служили, скорее, для того, чтобы отпугивать нежелательных чужаков, желательных же гостей было весьма мало.

В Мар-Элиас Эсфирь еще поддерживала непосредственные контакты с миром Запада, в Джун она ограничила их до экстремального минимума, полагаясь - в самых необходимых случаях - на переписку. Европейские путешественники, пересекавшие Аравию в те времена, позднее подчеркивали в собственных мемуарах, что попасть к леди Стенхоп было сложнее, чем к султану. Если верить Мейрону, каждый год добивалось аудиенции до несколько сотен человек. Она же отказывала, не обращая внимания на ранги и титулы просителей (отказ встретил даже князя Максимилиана Баварского), и в течение почти двух десятков лет пребывания в Джун леди Стенхоп приняла не более 15 человек, в отношении которых ее каприз был милостивым.

Среди тех, кто добился этой чести, были: поляк Вацлав Ржевуский, немец Пюклер-Мускау, англичане д-р Медден, Александр Кинглейк и ее последний приятель, капитан Йорк, а также французы: Ламартин, купец Дамуасе, виконт де Марцеллус, который посчитал хозяйку "очень красивой", а также Александр и Леон Лаборды. В любом случае всегда имелись причины отступить от правил Ржевуского Эсфирь приняла, поскольку тот был авантюристом ее собственного покроя и знатоком лошадей, которых она любила и разводила с прекрасными результатами; по той же самой причине она допустила к себе торгующего лошадями Дамуасе. Ламартин был знаменитым, и ей хотелось присмотреться к нему (в самом начале она уколола его словами: "Никогда не слышала вашего имени"); с французами она всегда разговаривала о Наполеоне, которого обожала, считая вторым, после дяди Питта, гением в истории; с Лабордом-младшим (Леоном) она много беседовала о магии, и поэтому он впоследствии назвал ее "сумасшедшей старухой".

Но бывало и такое, что ее крепость превращалась в забитый караван-сарай - во время чудовищных воен, которые постоянно перекатывались через горы Ливана и Антиливана. Воевали все со всеми, различнейшие племена и религиозные секты, друзы, метаули, ваххабиты, египтяне, турки, евреи, бедуины, ассасины и один дьявол знает кто с кем. Сотни несчастных людей теряли тогда крышу над головой и блуждали по склонам и ущельям в поисках укрытия. Эсфирь принимала все эти стада голодных, особенно женщин и детей, кормила их, лечила и одевала до того момента, когда военные бури стихали, превращая Джу в приют и больницу.