Ампула Грина

Сидеть вот так и качать ногами над запретной землей – занятие само по себе приятное, от него сладковато обмирает душа. Но сейчас оно не было главным. Главной была игра в «махалки-леталки». Кки, Рыбка Или и Мышонок Олики отщипывали от куска влажной глины кусочки, скатывали из них шарики размером с вишню и насаживали на концы ореховых прутьев. Сильный взмах – и шарик улетает в дальние дали. Потерявшись из глаз, падает в нетоптаные травы Чужого поля. И ты словно улетаешь за ним, причем полет этот замирательный и долгий, потому что упругая сила согнутой ветки как бы растягивает время, а того, кто летит, лишает тяжести…

Чтобы и правда не улететь (точнее, не слететь вниз), левыми руками они цеплялись за щели ракушечных брусьев, из которых был сложен гребень…

– Я – дальше всех! – задиристо сказала тощая, похожая на мальчишку Рыбка Или и приготовилась к спору. Кки снисходительно промолчал. Он был старше Рыбки и Мышонка почти вдвое: им шел восьмой год, а ему весной стукнуло двенадцать. Мышонок тоже молчал. Он был неловкий и понимал, что хвастаться бесполезно.

Чтобы приободрить Мышонка, Кки сказал:

– Олики сегодня тоже хорошо кидает. Гораздо лучше, чем раньше.

– Ф-фы, – сморщилась Или.

– И ничего не "фы", – сказал Олики и придвинулся к доброму Кки.

Наконец глина кончилась, остаток разделили на три порции. Последние шарики, мелькнув на солнце, улетели далеко за крепостной ров. Кки отложил прут-махалку, потянулся и вскочил. Качнулся. Или ойкнула. Олики вцепился в его щиколотку.

Кки засмеялся и прыгнул на утоптанную толщу стены. Белые волосы его взлетели и опять упали на уши. Малыши прыгнули следом (Олики при этом упал на корточки).

Когда люди Каравана строили заслон, они из пиленых известковых брусьев сложили две стены – каждая толщиною в рыбачий аршин. Промежуток между стенами – шириной в пять шагов – завалили глыбами ракушечника, засыпали щебенкой, песком и землей. Над утрамбованной полосой с двух сторон оставили каменное ограждение – взрослому воину по пояс, Кки по грудь, Рыбке и Мышонку по самый подбородок. Так и получилась могучая и неприступная Стена. Длина ее была полторы тысячи шагов. На севере Стена упиралась в скалистые откосы Буковой горы, на юге уступами спускалась к морю. Там у самой воды стояла Квадратная башня. На ее верхней площадке после заката зажигали костер, чтобы рыбачьи лодки и грузовые лайбы в сумраке не потеряли пристань.

Отсюда, с середины стены, был виден лишь самый верх башни с зубчатым ограждением. Пристань же совсем пряталась за кромкой берега. Зато хорошо различима была мощеная квадратными плитами дорога, что вела через каменистую пустошь к городу.

Сам городок восточным краем примыкал к стене, а с других сторон опоясан был приземистым валом. Белые домики в окружении жидких виноградников рассыпаны были по склону холма. Невысокое, зависшее над холмом солнце освещало рыжую черепицу и серые сланцевые плитки плоских крыш.

Скоро солнце совсем уйдет с неба. Смотришь на его уход, и кажется, что оранжевый шар прячется за ближнюю холмистую складку земли. Но Кки знал (да и малыши знали), что за невысоким перевалом еще много обитаемого пространства. Там долина с рощами и обширными полянами, она тянется до Реки. А за Рекой… там, говорят, тоже обычная земля – луга, холмы, и лишь дальше начинается То, Где Ничего Нет. Именно туда и прячется на ночь солнечный шар. Хотя все это непонятно. Ведь Там, Где Ничего Нет, шар должен исчезнуть. Как же утром он появляется вновь? Да еще появляется с другой стороны – из-за края Чужого поля! Или каждый раз это другой шар?

…Впрочем, сейчас Кки не размышлял о загадках мира. Мысли его и желания были просты.

– Идем домой. Хочется есть.

По стене между гребней шла широкая тропа. Мышонок Олики и Рыбка Или послушно зашагали по ней. Рядышком. А Кки – в нескольких шагах позади. Шел и смотрел на малышей. Со спины они были похожи на двойняшек – оба темноволосые, коричневые, щуплые. В куцых ребячьих юбочках из серой холстины с широкой бахромой вокруг бедер. У Или только одно отличие: девчоночье ожерелье из мелких ракушек. И шагала Или вертляво, с заметной нетерпеливостью. А Олики прихрамывал. Когда-то, еще во младенчестве, он сильно повредил ступню и с той поры при ходьбе припадал на левую ногу. Потому и прозвище – Мышонок. Известно ведь, что мелкие полевые мыши любят вставать на задние лапки и при этом ковыляют на них, как смешные человечки… А Или была верткая, резвая и плавала среди прибрежных камней лучше всех своих приятелей и приятельниц.

И на суше была она неугомоннее многих. Вот и сейчас оставила Мышонка, ускакала вперед, присела у ракушечной глыбы – будто нашла что-то.

И правда нашла!

– Олики, смотри! У-у-у! Ы-ы-ы! – И к нему!

Олики обмер на миг. Заорал. Бросился назад, чуть не сбил Кки. Потерял сандалию, запнулся, растянулся на утоптанном гравии. Сел, съежился, заслонился ободранными ладошками:

– Не надо! Уйди! Кки, чего она!..