Ампутация Души

Очнулся Деснин ночью. Темнота. Ни зги не видно. На какое-то мгновение луна выглянула из-за туч. Осмотревшись, Деснин понял, что лежит на каком-то неведомом перекрестке. Он поднялся на ноги и никак не мог решить, в какую сторону идти. И надо ли вообще идти. Левое плечо жутко саднило. Деснин пощупал пальцем. Крови было мало, да и рана — явно не пулевая. Скорее всего, Аббат засадил в него капсулу с каким-то транквилизатором или наркотиком. «Легко отделался, — думал Деснин, вспоминая речь Аббата. — А ведь он и впрямь того. Неужто все это возможно?» Деснин чувствовал, что Аббат снова использует его. Но как? И зачем? Мысли буквально скрипели в воспалённом мозгу. «Хм, вендетта, — усмехнулся про себя Деснин. — Что это за вендетта, когда я ничего не знаю. А если и узнаю, тогда что?»

— Тогда прости, — послышался сзади знакомый голос. Деснин резко обернулся. Перед ним, излучая какой-то странный, неестественный свет, стоял… Никодим.

— Веришь ли ты мне? Веруешь ли ты вообще? — грозно спросил светящийся старец.

— Верил, веровал, а теперь и не знаю… Насмотрелся, — отвечал Деснин.

— Плохо, Коля, плохо. Первое, что скажу тебе: самое страшное — обрести веру, а потом потерять. Настоящая любовь может породить страшную ненависть, а настоящая вера — страшное безверие. И второе скажу тебе: не только сатана, но и Бог — также искуситель. Он испытывает человека, чтобы открыть сокровенную сущность его сердца. Сам Христос искушался дьяволом. Тебя же лишь мир искушает. А вот третье, что скажу тебе: однажды ты простил себе — прости и другому, тому, кто меня убил. В смерти его не найдешь ты себе душевного спокойствия, ибо оно лишь в прощении. А убьешь, не простишь — значит, все зря.

— Не могу, я. Дыра внутри так и жжет!

— А ты через не могу, ведь преодоление себя и есть главная добродетель. Кому нужна твоя месть? Мне? — Нет. Она тебе нужна, для себя убить хочешь. Но знай, что наивысшее наслаждение дает не месть, а отказ от мести. А месть, гнев, ярость — это смертные грехи, это продолжение зла, ибо гнев человека не творит правды Божией.

— Знаю все, но вот как освободился, так душа словно по мытарствам ходит…

— Это ничего. Страданиями дух совершенствуется. Ибо кого Господь любит, того наказывает, и он бичует каждого сына которого принимает. Блажен перенесший искушение, ибо быв испытан, получит венец жизни. Епитимья тебе такая, да и не только тебе — всей Руси испытание.

— Но почему?..

— Помнишь, я сказал тебе: Не говори, что веришь, ибо веру твою тебе еще предстоит испытать. Так вот, не познав зла, не удержишь и добра. В том-то и величие человека, если он, познав и добро и зло, стремится к добру. Вот это борьба, а победа над собой — победа из побед. Однажды ты уже ошибся, но тогда убил по незнанию, а теперь…

— Знаю, знаю, что надо простить, — перебил Деснин. — Но как сделать это?

— Простишь с Божьей помощью, — отвечал Никодим. — А Он поможет, ты только доверься ему. Главное — не вера в Бога, а вера Богу. На тебе же стократная ответственность, ведь язычник не умирает, ибо он никогда не жил. Тот, кто поверил в истину, начал жить, и он подвергается опасности умереть. И помни: «Когда нечистый дух выходит из человека, то скитается по безводным местам, ища покоя. И, не находя его, говорит: «Возвращусь в свой дом, откуда я вышел». И, придя, он находит его выметенным и украшенным. И тогда он идет и берет с собой других духов, злее себя, семерых, и, войдя, они поселяются там. И становится последнее состояние того человека хуже первого».

Видение исчезло и вновь наступила тьма. Душу терзали сомнения. «Господи! — взмолился Деснин. — Дай знак, последний знак!».

Луна озарила перекресток. Перед Десниным было четыре дороги. Но лишь на одну из них легла его тень.

Он брёл по дороге всю ночь до рассвета, не встретив ни единого огонька на пути. Голова гудела, и всякая мысль причиняла боль. Лишь с рассветом появились первые машины. К обеду автостопом с тремя пересадками Деснин добрался до Москвы. Один из водителей оказался особо сердобольным. Не вдаваясь в расспросы, помог обработать рану и даже подарил старую джинсовку.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава I В логове богемы

Москва все так же неприветливо встретила чужака. Ото всех этих витрин и бандюков, иномарок и нищих хотел Деснин побыстрее юркнуть в поезд, и туда, домой, к Юльке. Но, когда уже стоял у кассы, стал ощупывать карманы подаренной куртки — все ли переложил — и наткнулся на письмо Андрея. Хотел выбросить, но тут всплыли последние слова Аббата: «Подумай, откуда я узнал о твоем визите». А ведь он говорил этому Андрею, что ищет Мокрого. Да и Аббат намекал на одумавшегося грешника. Ерунда. Не может такого быть. Но ведь кто-то его сдал Аббату… Тем временем очередь подошла. «Ну же, — поторопила Деснина кассирша, — не задерживайте. Вам куда?» Деснин молча отошел от окошка. «Что я делаю? — думал он. — Ведь я же решил». Но словно кто-то другой толкал его в бок. Глянув на конверт, он отправился по указанному там адресу. Это оказалось совсем рядом — несколько остановок на автобусе.