Ампутация Души

— Угу, — пробурчал Деснин. — Ты попозже перезвони, а то я сейчас весь в думках.

— Да мне сейчас ответ нужен, — прокричал Вован, но Деснин уже выключил телефон.

Из задумчивости его вывел заскочивший в бар Ж:

— Вы что, мировые проблемы решали? Уже вон и аукцион кончился. Прилично выручили, а ты говоришь, говно. Как сказа Дали, я богат потому, что мир полон кретинов. А что, Андрей Леонидыч уже уехал? Жаль, жаль. Сейчас будет фуршет от спонсоров, а он наш главный содержатель. Хотелось бы его видеть. Ну что ж, будем считать, что ты за него. Отказы не принимаются. И не стесняйся — все свои. Идем же.

Спонсоры изъявили желание для разнообразия устроить общий стол прямо в галерее, чтобы народ не расползался по отдельным закуткам и всех было видно. Стол был со стандартным покрытием: поросенок, осетрина, несколько плошек икры, куча всевозможных салатиков, вино, водка, коньяк. Внимание Деснина привлекли запеченные куры. Их почему-то было сразу по две на подносе, причем одна возвышалась над другой. Ж, заметив, что гость разглядывает эту странную кулинарную конструкцию, тут же дал пояснения:

— И тут актуальное искусство. Петух во время, так сказать, полового акта. Вернее, два петуха. Эти педерасты даже в кулинарию пролезли. Попробуй — они ничего.

Но после такого объяснения Деснина как-то отворотило от блюда. Отведав коньяку под кучу дежурных тостов, он захмелел и все хотел пристроиться к поросенку, аппетитный бок которого не давал покоя. Но вот беда: Деснин не знал, как поступить. Не лезть же через весь стол и резать себе кусок. В конце концов, Деснин пристроился к красной икре. Коньяк был хороший, и Деснина совсем развезло. Он подвинул к себе плошку и черпал икру прямо ложкой, как кашу. Однако никто не обращал на это внимания. Только Ж, также совсем захмелевший, усмехнулся:

— Хм, народ. А здесь все только на салатики налегают — у всех несварения от частого пережора.

— А народ с голоду пухнет, — почему-то вспомнил Деснин увиденное в Василькове.

— А чего нам народ? Пусть хоть весь передохнет. Да и нет народа — быдло одно. Хотя, кто делает это быдло? Мы и делаем.

Ж выпил и закинул руку на плечо Деснину:

— Слушай, Николай, нравишься ты мне. Ты ведь первый, кто прямо сказал, что вот все это (Ж обвел руками галерею) отстой. Я это не забуду. Да, все это — говно. А знаешь почему? О, щас я тебе весь расклад дам. Ты уж, это, меня извини, не к столу будет сказано, но я скажу. Понимаешь, мы пожираем культуру, перерабатываем ее, перевариваем. А после переработки сам знаешь, что из организма выходит. Отбросы, так сказать, производства. А по правде, с тех пор как культура отбросила от себя культ и сделала культ из себя самой, она и есть отброс. Но деградация культуры, скажу я тебе, всего лишь следствие деградации общества. Свобода! Искусство дохнет от свободы. Думаешь, это все просто так появилось? Нет! В основе любого направления искусства всегда лежит та философия, которая на данный момент отражает мировоззрение большинства. Конец тысячелетия, усталость века, загробные настроения. Отсюда и картины такие. Короче, тлен разложения и нравственная вонь гниющей души. А все эти художники, вся эта эстетствующая падаль это все и выражает. Прально? — гаркнул Ж в ухо ближайшему соседу.

— Естес-ственно, — согласился тот, хоть и не слушал о чем речь.

— Во. Искусство — это не развлечение, а сложная работа над собой. А зачем напрягаться, думать? Делай деньги и живи как животное. При капитализме человеком быть вообще необязательно. А потом Бобок — и все, и никаких проблем. Настоящее искусство порождает душевные потрясения, а нынешним людям и трясти-то нечего. Тех, кому мало просто бухнуть и потрахаться, надо удивлять, чтоб они воскликнули «Вау!» и только-то. Художник нынче шут, и призван развлекать, а не потрясать, отключать людям мозги, а не заставлять думать.

— Это из твоей книги, что ли? — поинтересовался Деснин.

— Хм, из книги. Только из другой, и я ее давно сжег к черту.

— Зачем? — удивился Деснин. — Ведь правда же.

— Может и правда, но кому эта правда нужна? Да после такой правды я без работы останусь. Нет уж. Лучше восхвалять все это говно, чем сидеть без рубля… Вон, вон, смотри, клиент созрел.

— А че, — кричал один из подвыпивших спонсоров, ковыряя пальцем в зубах, — мы тоже не лыком сделаны. Щас мы вам устроим искусство. Натюрморт, блин.

С этими словами спонсор — бритоголовый жирный мужик — снял со стола поднос с лоснящимся от жира поросенком и поставил его на пол.

— Холст тащите! — орал он. — Вот, вот, тут поставьте, ага. Крепче, крепче держите.

Спонсор прицелился и хлестким ударом щечкой зафутболил поросенком в холст.

— Принимай картину, — орал он. — «Поросенок в собственном соку», писано жиром, гы-гы-гы!