Ампутация Души

Икона, действительно, была редкостная. Она изображала сцену знаменитого Судного дня из Апокалипсиса. И сцена эта выглядела столь естественно, что казалось древний иконописец писал её с натуры. В центре — сияющая фигура Христа, сидящего на троне. На заднем плане — ангелы и праведники. А пред грозным судиёй — корчившиеся в страшных муках грешники как бы окружающие поверженного Князя тьмы.

Андрей бросил со стороны взгляд на икону и окаменел: Христос устремлял свой осуждающий взгляд не на Сатану или его приспешников — он смотрел прямо на него, Андрея. И некуда было деться от этого лучистого, но, вместе с тем, и грозного взора. Машину повело в сторону, Андрей затормозил. Только через несколько минут «Жигуленок» продолжил путь.

Они ехали по проселку уже около часа, а шоссе все не было и не было. Стало смеркаться. Погода резко ухудшилась. Заметно похолодало, повалил снег… Наконец, Андрей остановил машину и со злобой ударил по рулю:

— Похоже, заблудились.

— Да как можно заблудиться? — возмутился Макс. — Тут дорога-то всего одна была.

— Не знаю, — сказал Андрей и покосился на икону, которую Макс держал на коленях. Христос всё также, с укором, глядел на него.

— Постой-ка, — проговорил вдруг Макс, вглядываясь во что-то чернеющее впереди. — Вон там что-то такое… Давай-ка подкатим.

Когда они подъехали, темнеющее пятно оказалось узким, но довольно длинным мыском леса. Подобный мысок им пришлось огибать, когда они подъезжали к деревушке, где жила старуха. «Жигулёнок» уже почти одолел мысок, когда неожиданно заглох мотор. Андрей чертыхнулся, вылез и поднял крышку капота. Возился долго, несколько раз садился за руль, включал зажигание — бесполезно. Андрей нервно закурил и решил пройтись вперёд: посмотреть, что там. Он обошёл деревья и… перед ним вдруг встала та самая старухина избушка.

Сидя в машине, подельщики решали: что делать? А мороз и вьюга усиливались. В салоне становилось всё холодней. У обоих от голода сводило желудки.

— Черт, возьми! — выругался Андрей. — Да мы же здесь окочуримся.

— Не к старухе же проситься…

— А куда ж деваться-то?

…Старуха, казалось, ничуть не удивилась их возвращению. Напротив, у Андрея было такое ощущение, что она даже ждала их. Печка была жарко натоплена. В большом чугунке дымились щи. Ни слова не говоря, лишь как-то странно щурясь на Андрея, старуха выставила чугунок на стол, выложила ложки и хлеб. Затем сходила на двор и принесла охапку сена. Бросив его на пол, она залезла на печку и скинула оттуда пару одеял. И больше уже не показывалась.

Подельщики похлебали щей, затем поровнее разостлали сено и тоже легли. На дворе бушевала вьюга и уже совсем стемнело. В избе тоже было черно, лишь в углу мерцал крошечный огонек лампадки под образами. На том месте, где висела снятая хозяйкой икона, зиял черный квадрат. Андрей закрыл глаза. Но спустя мгновенье какой-то шорох заставил его вновь приподнять веки: на месте черной дыры теперь висела «его» икона. Андрей тряхнул головой. Видение исчезло. Он повернулся на бок: и вновь увидел икону прямо перед собой. Лег на спину — она глядела на него с потолка…

Долго еще ворочался Андрей, открывая и закрывая глаза — но повсюду ему чудилась икона. Наконец, он не выдержал. Наскоро напялил ботинки и, выбежав из избы, направился к машине за иконой. Возвратившись, Андрей поднёс её к зияющему на стене прямоугольнику. Икону словно магнитом притянуло на прежнее место. На сердце явно полегчало, и Андрей спокойно лёг спать.

Проснулся он первым. Растолкал Макса. Старуха ещё спала. Подельщики решили не будить её. Мотор завёлся, как говорится, с пол-оборота, словно и не барахлил накануне. А через час они выехали на шоссе. Всю дорогу Андрей ждал, когда же Макс обнаружит отсутствие иконы и заговорит о ней. Но тот молчал. Странно все это было…

*****

— Я тогда понял, что встретил ту самую живую икону и завязал, веришь, нет, — Андрей налил еще водки, закурил.

— Хм, верю, — грустно усмехнулся Деснин. — Я вот тоже стараюсь. А как ты с Никодимом…

— Да, отвлекся немного. Просто никому об этом случае с иконой не рассказывал. Кроме Никодима. Да и не поймут другие.

Андрей хлебнул водки и продолжал рассказ.

Завязал он круто и не только с иконными делами, но и с криминалом вообще. А потому как-то выпал из обоймы и, в отличие от многих своих приятелей, не вписался в новую действительность. Но, как ни странно, подобное положение вполне устраивало Андрея, и многие чувствовали, что за его отказом от криминала и за этой «невписанностью» стоит нечто большее, чем простой страх перед законом.

Между тем времена менялись, и обширный круг приятелей Андрея, также потихоньку отходил от криминальных дел, во всяком случае те, что были поумнее: кто занимался раньше фарцой, пооткрывали обменные пункты валюты; кто занимался угоном машин, заимели автостоянки; кто торговал наркотой, обзавелись аптеками — то есть каждый продолжал работать «по профилю». Только вот Макс как-то выпал из поля зрения Андрея, хотя и доходили до него слухи, что тот стал еще круче, какими-то сумасшедшими суммами ворочает. А ведь был кем — барыгой.