Читаем Ампутация Души полностью

Публика завелась. Кто-то сдернул одну из скатертей — все полетело на пол. «Автор» орал, что это тоже актуальное искусство, но его не слушали — пустились в пляс. Попсовая группа из педерастообразных мальчиков, которая до этого играла какую-то дрянь в живую, отчего звучала отвратительно и портила аппетит, залабала что-то заводное. В отплясывании особо усердствовал непонятно с какого бока присоседившийся представитель горадминистрации, как он сам представился.

— Ну как пирушка? — спустя какое-то время подскочил Ж к Деснину.

— Да ничего. Меня только вот этот пидор смущает.

— Я не пидор, хам! Я артист! Я деятель искусств! — возмутился одутловатый мужик, предлагавший Деснину найти уединенное местечко.

— Нос утри! — приказал ему Ж. — У нас здесь кокаин не приветствуется. Это тебе, Люба, не ночной клуб.

— И что это мы сегодня такие сердитые? — засюсюкала Люба. — Лизни-ка, Феликс, марочку — сразу добрым станешь.

— Будешь? — спросил Ж у Деснина. — У него вообще-то хороший товар. Просто Андрей Леонидович не приветствует распространение в клубе. Для этого других мест хватает… Вот черт! Те-ле-ви-де-нье, — по слогам пробормотал Ж, заметив у входа съемочную группу. — И где их раньше черт носил? — причитал он, хлеща себя по щекам, чтобы хоть немного протрезветь. — Теперь болтать придется. Я ненадолго.

От икры уже тошнило, да и коньяк не лез в горло. Деснин сидел за столом подопря голову рукой и тупо разглядывал очередную певичку, у которой кроме длинных ног и силиконовых грудей все прочие профессиональные достоинства начисто отсутствовали. Совсем скоро появился Ж, решивший, что проще притащить съемочную группу за стол, а те уж сами потом соорудят сюжет.

— Ну как поет? — спросил он, проследив взгляд Деснина.

— Никак, — мотнул головой тот.

— А знаешь, как появляются все эти мальчики и девочки? Вот трахает себе какой-нибудь богатенький ее или его. И думает: я — все, а то, что рядом со мной — ничто. Непорядок. Как исправить? Сделать из ничего конфетку. Чтобы ее по ящику казали, все хотели, а трахал один я. Да. А когда дутая звезда поверит, что она и в самом деле звезда и начнет зазнаваться, деньги ей обрубают и она становится снова ничем. Жалко мне их всех… А этого-то кто сюда пустил? — обратил внимание Ж на двойника Ленина в кепке и трусах. Деснин приметил его ранее: «Ленин» нудно приставал к каждому и предлагал показать орудие пролетариата всего за сто баксов. Перед теми, кто соглашался заплатить, он снимал штаны и вилял своим членом. Как раз сейчас он махал орудием (должно быть бесплатно) перед классовым врагом — жирным попом в рясе. Тот что-то гундосил и открещивался от орудия вилкой.

— А этот откуда? — удивился Ж на попа. — У, дармоеды.

Он подскочил к «Ленину» и бесцеремонно оттеснил того в сторону. Затем подсел к попу и предложил тому что-нибудь спеть. Тот с готовностью заорал дурным голосом «Многие лета», перекрывая даже попсовый мотив.

— Иди, иди сюда! — звал Ж Деснина, когда поп закончил. — Вот сюда, сядь, угу. — Ж был уже совсем пьян и то и дело икал. — Николай, ты посмотри кругом. Постмодернизм — он же везде, понимаешь. Дьявол — обезьяна Бога, а постмодерн — обезьяна искусства. Пародия, понимаешь, издевательство надо всем. Демократия, толерантность, общечеловеческие ценности, а на деле — одно сплошное уродство, ведь урод — это пародия на нормального человека. Понимаешь, повсюду возведение уродства в ранг достоинства — гомики и лесбиянки, кастраты и дауны. А нормальный человек, без изъяна — ненормальность. Во, в чем она, философия-то теперь.

Ж еще выпил и, шмякнув стопкой о стол, прокричал:

— И всех этих уродов настрогал я!.. При финансовой поддержке Андрея Леонидыча, конечно. Слушай, Николай, а хочешь, мы из тебя художника сделаем? Или музыканта? Нет, лучше писателя — биография у тебя подходящая. Ты не бойся. Писать ничего не надо. Все уже написано — одной харизмы хватит. А? Будешь только ходить по презентациям, премии получать да хвалить спонсоров. Андрея Леонидыча — в первую очередь. А че? У меня уже статья наклевывается: человек сидел в тюряге десять лет и писал романы.

— Не десять, а семь, — поправил его Деснин.

— Не, лучше десять. Ты за что сидел-то?

— За убийство.

— О! Самое оно. Писатель-убийца. Да про тебя самого роман можно написать! Пойдет как автобиографический. А то и самого писать научим. Здесь гениальность не нужна и даже опасна. Впарим все и сошлемся на рынок и рейтинги. Главное — пропаганда и харизма чтоб была, понимаешь. А то все эти графоманы — доходяги сплошные. Таких на телик не пускают — нефотогеничны. А ты бы…

Но Деснин уже не слушал. Он был пьян и рассеянно наблюдал, как пиршество постепенно перерастает в оргию.

— В сауну, к девочкам! — орал кто-то.

— К мальчикам! — был не согласен другой.

Глава IV

Страхи скипидарыча

Чем все закончилось, Деснин не помнил, так как очнулся уже в поезде.

— Алло, твоя станция, подъезжаем, — трясла его за плечо проводница.

Деснин с трудом присел на полке и пробормотал:

— А как я здесь…

— На такси прямо к поезду подвезли. Денег сунули. Сказали высадить здесь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза