Ампутация Души

— Чубайс диверсант, едрень фень, — по обыкновению ворчал Скипидарыч. — Все рубильником щелкает. Ладно у меня печка, а у кого плиты электрические? Вон в городе по вечерам целыми домами выходят на улицу и варят обед на кострах, на задворках, около мусорных баков. Бардак.

Только в неясном свете свечи Деснин присмотрелся к Скипидарычу. Тот был весь какой-то взъерошенный, и чего-то не доставало в его облике.

— А где борода? — наконец спросил Деснин.

— А, — махнул рукой Скипидарыч. Затем провел рукой по гладкому подбородку. — Сбрил. На спор. Вот — за пузырь.

Скипидарыч небрежно подхватил со стола бутылку, вскрыл и, выплеснув из стакана прямо на пол остатки чая, налил туда водки.

— Пей, — предложил он Деснину, поставив стакан на стол, с которого перед тем разогнал тараканов. Гость не возражал.

Скипидарыч также выпил, занюхав куском чёрствого хлеба. Сидели молча. Деснину было странно, что Скипидарыч тут же не накинулся с расспросами.

— А что ты за Авдотью посреди ночи на кладбище искал? — наконец спросил он сам.

— Да есть у нас тут одна бабка, — против обыкновения нехотя отвечал Скипидарыч. — Все могилу себе копает возле мужниной. Ей уж и председатель говорил, мол, не положено так, даже до милиции дело дошло, а она всё одно — придёт на следующий день и опять копает. А как кто отговаривать начнёт, она: «Помру я скоро, а хоронить меня некому. Вы уж схороните меня, родимые. У меня и гробочек готовенький стоит. Я уж и спать-то в ём прямо ложуся. Платьице новое с обувкой на ночь одену — и ложуся. Вот, могилку докопаю — вам токо донесть до неё меня останется да землицей засыпать. Я бы и сама это сделала, да ведь мёртвой буду. А вы уж сделайте это-то хоть, будьте добры. Не дайте моим косточкам по дороге валяться!» Так вот и ковыряется уж вторую неделю, едрень фень.

— Да уж, такую яму нарыла — я бы сам и не вылез, — посетовал Деснин.

— Ну так она с лестницей ходит. А я, как услышал, что кто-то возится, так и подумал: Авдотья совсем трюхнулась, по ночам копать стала.

— А чего ж ты на нее со стволом?

— Да не на нее. Я ж тебе говорил, что странные вещи на кладбище происходят. Я с чего и пью, потому что боюсь.

Скипидарыч налил себе еще, выпил и продолжал:

— Может, конечно, и хулиганы — молодежь вон каждые выходные с дискотеки городской пьяная в стельку возвращается. Может цветметчики вандалят, а может чего и похуже. А только стал я замечать, что некоторые могилы разрыты, правда, сверху дерном выложены. А все равно заметно. У одной такой я нашел вот это, — в трясущейся руке Скипидарыча появилась небольшая звезда.

— И что это?

— Пентаграмма — знак дьявола, — сказал Скипидарыч, подозрительно озираясь по сторонам.

— Ты в запое-то давно? — усмехнулся Деснин. — Какой дьявол, ты чего несешь?

— Смейся, смейся. А я знаю, чего говорю. Глянь-ка сюда, — Скипидарыч отодвинул занавеску на окне. Деснин выглянул на улицу. В свете луны были едва различимы очертания домов, над которыми возвышалась церковь.

— Ну и что? — спросил он, не приметив ничего особенного.

— Ничего не замечаешь?

— Да нет.

Тогда Скипидарыч сам выглянул в окно и, очевидно также ничего не приметив, сказал:

— Странно… Надо подождать немного.

— Чего ждать-то?

— Увидишь. А пока давай-ка ещё по одной.

— Знаешь, — говорил Скипидарыч, занюхивая водку рукавом, — церковью сейчас столько всякой нечисти пользуется, как с одной стороны, так и с другой. И всех принимают, обслуживают. Стоят вон на Пасху по ящику правители наши, подсвечники, едрень фень, да на камеру крестятся, иуды. И как это только Бог терпит? А может и не терпит? — Скипидарыч заговорщицки прищурился. — Может церковь-то сейчас и не дом божий? Может, в ней сейчас дьявол поселился?

Последние слова несколько протрезвили Деснина:

— Ты думай, чего болтаешь-то. Вроде и выпил немного — а уже чего плетёшь.

Скипидарыч налил себе ещё и выпил. Сидели, курили молча.

— Чужое мне все здесь, да и сам я чужой, — наконец вздохнул Деснин, — Вот не стало Никодима, и я как слепой котенок тыкаюсь во все стороны, ищу…

— Значит, не удалось пожить по-божески, как хотел? — перебил его Скипидарыч. — Два месяца не было и что-то стряслось у тебя, иначе бы не вернулся.

— Стряслось, — согласился Деснин и вкратце рассказал историю с Телепузиком.

Скипидарыч смотрел на Деснина с явным восхищением.

— Так их всех этих уродов, потому что богатство без чести — это уродство. Эх, жаль меня там не было, а то… Правильно, что всегда на Руси отношение к купцам и прочим дельцам было не очень, потому что собственность есть кража, еще Иоанн Златоуст сказал. А народ сказал: трудом праведным не наживешь палат каменных. Разве есть что общее у коммерции с достойной, честной жизнью? В общем, деньги — зло, и никаких но. Капитал…

— Скипидарыч! — взмолился Деснин, опасаясь, что собеседник вновь заладит свою нескончаемую проповедь.