Амулет безумного бога

Кони перепрыгивали через головы людей, огибали боевые машины, неслись под огнем к башням Камарга. Вскоре беглецы достигли поля боя и поскакали вперед по трупам, оставив позади главные силы гранбретанцев. — Поднимите маски! — крикнул д'Аверк. — Если камаргцы не узнают Хокмуна или Иссольду, они изжарят нас заживо…

В этот миг из темноты ударило огненное копье. Его луч едва не задел д'Аверка. Следующий луч попал в отряд Мелиадуса. Хокмун судорожно дергал ремешки шлема. Стащив, наконец, шлем с головы, он швырнул его на дорогу.

— Стойте! — кричал им вслед Мелиадус. — Вас убьют свои же! Стойте, глупцы!

Впереди засверкали вспышки: навстречу всадникам, разгоняя мрак, потянулось множество огненных лучей. Д'Аверк опустил голову к лошадиной шее, Иссольда и Оладан тоже пригнулись, но Хокмун выхватил меч и, размахивая им, закричал:

— Воины Камарга! Это я, Хокмун! Я вернулся!

В них по-прежнему стреляли, но башни были уже близко.

Д'Аверк выпрямился в седле.

— Камаргцы! С нами Хокмун, он… — в этот миг по нему хлестнуло пламенем. Вскрикнув, француз покачнулся и упал бы, не подхвати его Хокмун. Доспехи д'Аверка были раскалены докрасна, а кое-где даже расплавились, но француз был еще жив. С губ, мгновенно покрывшихся волдырями, сорвался тихий смех.

— Как все-таки с моей стороны неосторожно было, герцог, связать с вами судьбу…

Оладан и Иссольда остановились и обернулись; напуганные кони гарцевали под ними. Барон Мелиадус и его свита быстро приближались.

— Оладан, возьми его поводья, — велел Хокмун другу. — Я буду его поддерживать. Надо поближе подобраться к башне.

Снова к ним метнулось пламя, на этот раз со стороны гранбретанцев. — Хокмун, остановись!

Хокмун пришпорил коня и поехал дальше, поддерживая д'Аверка. Кругом бушевала огненная смерть.

Когда из самой высокой башни ударил широкий луч, он закричал:

— Воины Камарга! Это я, Хокмун! Со мной Иссольда, дочь графа Брасса!

Луч угас. Воины Мелиадуса были уже совсем близко. Иссольда покачнулась в седле — она была на грани обморока от усталости. Хокмун повернул коня навстречу Мелиадусу и его Волкам.

Но тут со стороны башен показалось несколько десятков гвардейцев-латников на белых рогатых конях. Спустившись с холма, они окружили беглецов. Один из них всмотрелся в лицо Хокмуна, и его глаза радостно заблестели.

— Это же милорд Хокмун! И с ним леди Иссольда! Ну, теперь удача нам улыбнется!

Воины Мелиадуса остановились невдалеке. Помедлив, они повернули коней и исчезли во тьме.

* * *

В замок графа Брасса беглецы приехали утром, когда на озера с топкими берегами падали бледные солнечные лучи. Дикие буйволы на водопое поднимали головы и провожали их долгим взглядом. Дул сильный ветер, и по камышу, как по водной глади, бежали волны. В садах, на склоне холма, что высился над городом, зрел виноград и другие фрукты. На вершине холма стоял замок графа Брасса — прочная старая крепость, похоже, ничуть не пострадавшая от войн, бушевавших на границах провинции. Они поднялись по петляющей белой дороге во двор замка, где их встретили обрадованные слуги. Им помогли спешиться и пригласили в зал, обильно украшенный трофеями графа Брасса. В зале царили необычный холод и тишина. У камина в одиночестве стоял мудрый сэр Богенталь, поэт и философ.

Он улыбался, но в глазах его застыл страх, а лицо с тех пор, как Хокмун видел его в последний раз, очень постарело и осунулось.

Богенталь обнял Иссольду и пожал руку Хокмуну.

— Как здоровье графа Брасса? — спросил Хокмун.

— Рана зажила, но он утратил волю к жизни. — Богенталь жестом велел слугам поднять д'Аверка. — Перенесите его в северную башню. Скоро я туда приду. Пойдемте, — сказал он Хокмуну и Иссольде. — Сами увидите…

Оладан остался с д'Аверком, а герцог Кельнский и девушка поднялись по выщербленным каменным ступеням в покои графа Брасса. Богенталь отворил дверь, и они вошли в опочивальню.

Там стояла простая солдатская койка — широкая, квадратная, с обычными простынями и плоскими подушками. На подушках покоилась огромная голова, словно отлитая из металла. С того дня, как Хокмун расстался с графом, в рыжих волосах почти не прибавилось седины, а лицо, покрытое бронзовым загаром, не стало бледней. Высокий выпуклый лоб по-прежнему казался каменным выступом над пещерами, скрывавшими сияющие золотисто-карие глаза. Но взгляд этих немигающих глаз был прикован к потолку, а плотно сжатые губы не шевелились.

— Граф Брасс, — прошептал Богенталь, — смотрите…

Казалось, гигант не услышал его. Взгляд графа по-прежнему был устремлен в потолок. Склонившись над ним, Хокмун произнес:

— Граф Брасс, к вам вернулась дочь. И я, Дориан Хокмун, тоже.

Губы разжались и Хокмун услышал громкий шепот:

— Снова видения… Богенталь, я думал, лихорадка прошла…

— Так оно и есть, граф. Это не призраки.

Взгляд золотисто-карих глаз обратился на Хокмуна и Иссольду.

— Дети мои! Наконец-то я умер и встретился с вами…

— Вы живы, граф, — возразил Хокмун.

Иссольда нагнулась и поцеловала графа в губы.

— Ты чувствуешь, отец? Самый обычный, земной поцелуй.