Осторожно, медленно-медленно - каждое движение отдавалось такой дикой, режущей вспышкой мучений, что у меня все плыло перед глазами, я сел. И удивительное дело - стало чуть-чуть полегче. Шаря вокруг себя руками, словно слепой, я на ощупь нашел в углу свой бушлат, натянул его на себя, дважды теряя сознание от боли, наконец нашарил в кармане зажигалку и в колеблющемся её свете осмотрелся.
Крысы врассыпную брызнули от света, оставив свечи, от которых остались одни огрызки. Кое-как я насобирал стеариновых обломков, слепил из них подобие свечи вокруг уцелевшего фитиля, и поджег свое творение. Б тусклом, мечущимся свете я осторожно опустил голову, стараясь подбородком не коснуться груди, и скосил глаза на свое тело. Всю грудь и живот покрывали ужасные, багрово-красные, кровоточащие рубцы, оставленные паяльником. Я шепотом выругался и беззвучно заплакал - на большее у меня просто не хватило сил...
Боль то уходила, и несколько минут я отдыхал, тяжело дыша открытым ртом, то вновь вцеплялась в меня, вонзая острые когти, и тогда я проваливался куда-то, словно падал в аспидно-черную, бездонную пропасть.
В какой-то момент мне стало полегче, и я дополз до бутылки с водой, долго и с наслаждением пил, потом нащупал рядом железную миску, придавленную какой-то ржавой плоской железякой. В миске оказались холодные магазинные пельмени. Я набросился на еду и моментально съел все, после чего почувствовал себя получше. Я даже достал из кармана свой окурок, прикурил, но после первой же затяжки почувствовал дурноту и отбросил бычок в сторону, проследив глазами за вспыхнувшим фонтанчиком искорок. Надо было что-то делать. Паганель придет снова, иначе он бы не оставлял мне еду. В следующий раз, или потом, позднее, но он все равно убьет меня, это ясно! Но как, как мне выбраться отсюда?!
В углу снова завозились крысы, я взялся пальцами за край ржавой железки и швырнул её туда, откуда слышался шум. Резкая боль полоснула меня, скрутила тело, ударила в голову. Я со стоном повалился на бок. Сука! Длинная гнусная сука! Я убью тебя, Паганель, убью, чего бы мне это не стоило!
Отлежавшись, я потихоньку, по стеночке, встал, и для начала попробовал расшатать хотя бы один из крючьев, вбитых в стены. Наконец, мне удалось чуть-чуть пошевелить плоский железный дрын, и я принялся, буквально повиснув на железке, раскачиваться туда-сюда, постепенно увеличивая амплитуду. Крюк медленно поддавался, миллиметр за миллиметром вытягиваясь из стены. Ну, давай же! Давай, сволочь! Вытаскивайся! Ну!!!
Один раз мои пальцы сорвались с ржавого железа, и я рухнул, потеряв сознание от боли. Не знаю, сколько я пролежал в забытье, но когда очнулся, мне стало хуже...
Я ещё два раза вставал, хватался за крюк, раскачивал, расшатывал его, уже понимая, что вряд ли успею вытащить железку до прихода своего мучителя. Слишком слабым я стал после пыток, слишком быстро таяли и без того скудные силы...
* * *
Словно волнами, временами на меня накатывало отчаяние. Ну зачем, ну ради чего я терплю все эти мучения? Ради денег, которые можно выручить, продав предметы из кургана? Да пропади пропадом так достающиеся деньги! Ради мести Паганелю? Тоже нет - если уж мстить, то надо было сразу застрелить этого гада, как и предлагал Борис! Причем сечас я сделал бы это, ни на секунду не задумываясь!
Вообще, если бы ящики с сокровищами кургана по прежнему лежали у меня дома, я наверное не стал бы молчать. Но я не мог предать Бориса, не мог сказать Паганелю о том, что искатель вывез груз - во-первых, тогда опасность угрожает жизни Бориса, а во-вторых - Паганель, взяв новый след, либо бросит меня подыхать здесь, либо умертвит, чтобы не рисковать, оставляя в живых свидетеля...
Как я не прокручивал в голове возможные варианты событий, по любому выходила: пока я молчу, я жив - Пагнель не даст мне умереть, и унести с собой на тот свет тайну так манящих его сокровищ! Что же! Будем молчать!
Я лежал на спине, раскинув руки - в таком положении меньше всего болела изуродаванная грудь. Мысли мои, уносящиеся в даль, виделись мне во мраке разноцветными искрами, светящимися стрелами, пронзающими тьму. Временами мне начинало казаться, что я сошел с ума, что все, что происходит со мной - лишь ночной кошмар, страшный сон, и сейчас я проснусь у себя дома или в кабине "Камаза", а веселый Саня Пеклеванный подмигнет мне и выдаст какую-нибудь жутко неприличную, но очень смешную хохму...
А потом начались видения...
Во мраке перед моим взором стали разворачиваться фантастические картины. Словно со стороны, с высоты птичьего полета, я видел огромные пространства - леса, равнины, покрытые озерами, горы, на вершинах которых лежал ослепительно блистающий снег, широкие, полноводные реки, вздувшиеся, как-будто после долгих дождей, и несущие в своих мутных водах тысячи сломанных, вырванных с корнем деревьев, трупы каких-то неведомых мне животных, покрытых бурой, грязной шерстью...