Читаем Амундсен полностью

Колумб тоже знал, что рано или поздно доплывет до земли. Амундсен знал, что по ту сторону океана находится Аляска. Но что в промежутке? Этот вопрос оставался открытым.

Как и на воздушном шаре инженера Андрэ, на борту каждого самолета экипаж из трех человек. N-25 пилотировал Ялмар Рисер-Ларсен; Начальник был штурманом-навигатором, а механиком — Карл Фойхт из компании «Дорнье-Валь». Еще в первых числах января решили, что малорослый механик будет представлять фирму в перелете. Человек весьма скромный, Фойхт был родом из Вюртемберга и, по мнению норвежских газет, «безусловно принадлежал к альпийской расе». Остановив свой выбор на Фойхте, директор Шульте-Фролинде, видимо, руководствовался тремя соображениями: Фойхт был дельным механиком, опытным лыжником и отличался легким характером.

N-24 пилотировал Лейф Дитриксон; рослый лейтенант морской авиации летал уже девять лет, всего годом меньше, чем еще более рослый Рисер-Ларсен. Функции штурмана-навигатора исполнял Линкольн Элсуорт, только что обученный Дитриксоном. Без этого американца, вернее без его отца, Руал Амундсен не находился бы сейчас в воздухе, а по-прежнему сидел бы на мели, в прямом и переносном смысле. Двенадцать с лишним лет Элсуорт мечтал об экспедиции, мечтал отыскать континент, который его земляк Пири якобы видел когда-то к северу от Гренландии, — еще не открытую Землю Кроккера[144]. К счастью, американец был скромным человеком. На N-24 полномочиями установить флаг и взять во владение землю обладал Дитриксон. Третьим на борту был Оскар Омдал, самый молодой из всех, но в то же время работавший с Начальником дольше других. Поскольку же Омдалу уже давненько не выплачивали жалованья, он участвовал в перелете не только как механик N-24, но и как кредитор Руала Амундсена.

Самолеты были построены из сверхсовременного дюралюминия, но экипаж одет в традиционную полярную экипировку. Люди сидели на открытом воздухе, защищенные лишь низкими стеклянными щитками, штурман-навигатор впереди. Механик при необходимости мог перелезть в моторную гондолу, подвешенную над фюзеляжем в одной плоскости с крыльями. Конструкция гидропланов позволяла им садиться как на воду, так и на лед и снег.

При взлете и N-24, и N-25 были перегружены более чем на полтонны. В частности, на борту имелось полное полярное снаряжение на случай возвращения по льду: сани, лыжи и парусиновые лодки. Самолеты строились в Италии по немецким чертежам, двигатели у них были английские, а вот лыжи — норвежские. Комплектуя снаряжение, Рисер-Лар-сен отказался от шести пар лыж из заморского гикори[145] и потребовал лыжи из норвежского ясеня. Как он писал Начальнику: «Снаряжение предпочтительно целиком норвежское». Руал Амундсен тоже отнюдь не приветствовал импорт иноземной древесины.

Примерно после восьми часов полета машины должны были находиться вблизи от полюса. N-25 решает снизиться, чтобы провести необходимую рекогносцировку. Один из открытых вопросов, возможно самый важный, заключался в том, существуют ли в полярном бассейне достаточно подходящие посадочные площадки. Самолетам требовалась открытая вода или ровный лед значительной протяженности.

Ялмар Рисер-Ларсен находит узкое разводье и идет на посадку. Удачно, хотя машина чудом избегает повреждений от торосов, громоздящихся по обе стороны разводья. Им не терпится выяснить, на какой они широте. Лишь через некоторое время точное местонахождение установлено. Это не полюс.

Они приводнились в царстве смерти.


После нескольких суток в паковых льдах Руал Амундсен поднимается на крыло N-25, подносит к глазам бинокль и видит то же самое, что видел в свой бинокль капитан Скотт у Южного полюса, — норвежский флаг.

Приводнившись в крайне узком разводье, N-25 намертво застрял между торосов. Троим мужчинам никак не сдвинуть его с места — даже великану-норвежцу, легендарному герою и немцу-механику. Как только они разобрались в ситуации, Рисер-Ларсен немедля подготовил сани. Без подкрепления сделать можно лишь одно: идти к ближайшему побережью, к мысу Колумбия в Северной Гренландии. Провианта хватит на месяц. Вот такой срок им и отпущен. Остается единственный вопрос: где N-24?

Ответ находился среди льдов всего в нескольких километрах от них. N-24 следом за ними пошел на снижение и тоже совершил посадку. Затем экипаж определил координаты: 87°43′ северной широты. До Северного полюса, стало быть, не дотянули. Увы.

Определив свое местонахождение, они тоже задали себе насущный вопрос: что сталось с N-25? Дитриксон думал, что Амундсен, возможно, снова поднялся в воздух и в одиночку полетел к полюсу. «Поступок вполне в его духе», — заметил он.

N-24 не потерял маневренности, но был поврежден — еще при старте, и один мотор вышел из строя. Вдобавок пилота поразила снежная слепота. Они сделали все, что могли, оставалось только поднять флаг.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное