Читаем Амундсен полностью

Покинув гренландское побережье, «Йоа» берет курс на юго-запад, между североканадскими островами. Такова стратегия Руала Амундсена: искать Северо-Западный проход к югу от тех маршрутов, что избирали его предшественники.

Утром 31 августа капитана, который отстоял ночную вахту и теперь спал у себя на койке, разбудил сильный удар по корпусу «Йоа». Судно вел лейтенант. Амундсен выскакивает на палубу. Вскоре там появляется и Педер Ристведт. «Сначала я увидел возвышающегося на палубе Начальника в трусах, затем услышал голос датчанина, который победоносно возгласил: "Сидит!" Несмотря на предупреждения Вика и X. Ханссена[25], он посадил нас на мель, причем мель эта распространялась во все стороны по меньшей мере на четверть мили». Это описание взято из экспедиционного дневника Ристведта.

Снять судно с мели — не самая большая проблема. Куда более серьезная — сам Годфред Хансен, старшийлейтенант датского военно-морского флота. Для команды «Йоа» давно не секрет, что он совершенно не умеет управлять судном, не зря его прозвали Руки-Крюки. Вик в дневнике называет лейтенанта «маменьким сынком», человеком, который «не умеет даже помыться, а одежду и проч. свои вещи разбрасывает по всей палубе, и это при нашем обожающем порядок Начальнике!». По мнению Ристведта, вообще-то Хансен «симпатичный парень, готовый спать днями напролет и очень смелый в хорошую погоду, но стоит погоде испортиться, а морю начать штормить, как от его смелости не остается и следа».

К вящему изумлению полярников, старший лейтенант отращивает длинные кудри и украшает их шелковыми бантами. Более того, заплетает из своих светлых волос косички! «Теперь он похож на школьницу», — утверждает Ристведт. В дневнике не только у него, но и у Вика подробно описаны диковинные прически лейтенанта. «На фоне остальных он выглядит с этими прическами чистым шутом, хотя уверен, что вызывает всеобщее восхищение», — пишет Вик.

Постепенно старший лейтенант доказывает свою непригодность по всем специальностям, которыми якобы владеет, в том числе как электрик и фотограф. Тем не менее Амундсен продолжает покровительствовать ему. «Мы с Ристведтом не раз вступали в жаркий спор с Начальником о том, какими практическими навыками обладает его заместитель, — замечает Вик. — Разумеется, Начальник считает его главным умельцем во всей команде». Амундсен прекрасно понимал, что ему придется смириться с Годфредом Хансеном. И не только потому, что разжаловать старшего лейтенанта Королевского датского флота было непросто. Слабый заместитель имел по крайней мере одно преимущество: он не был сильным.

Через несколько дней «Йоа» опять садится на мель. Теперь сняться с нее помог шторм, и то по прошествии суток, под конец которых положение стало критическим: «Судно подскакивало на самой высокой точке рифа. Я был уверен, что пришел наш последний час. Удар за ударом. Один страшнее другого, — записывает Амундсен в дневнике. — Мы торопливо сбросили за борт стоявшие на палубе ящики с провиантом. Тут "Йоа" снова чудовищно сотряслась — и сползла с рифа. Я пламенно, от всего сердца возблагодарил Господа за наше спасение».

По версии Педера Ристведта, благодарность заслужил и кое-кто еще: «Наверху, в бочке, находился X. Ханссен, который блестяще снял нас с мели и вывел на глубокую воду. В подобных случаях и делается ясно, кому следовало поручить командование. Лейтенант же только стоял с выпученными глазами».

***

Одержав верх в единоборстве со штормами, пожаром и мелями, «Йоа» 9 сентября 1903 года заходит в гавань на острове Кинг-Уильям и устраивается на свою первую зимовку. Судну предстоит провести там почти два года. Гавань «Йоа»[26], как нарек это место Начальник, располагалась к югу от 70-й параллели, а значит, к югу и от пункта отправления в Тромсё, — вдали от цивилизации и вблизи от последнего местонахождения Северного магнитного полюса, определенного в 1831 году сэром Джеймсом Россом.

Этот дальний оплот цивилизации состоял из двух частей: суденышка (вскоре занесенного снегом и вмерзшего в лед) и обсерватории (на холме по-над бухтой). Обсерваторию соорудили из ящиков, сбитых вместе медными гвоздями, и назвали «Вилла "Магнит"». Рядом с научным центром поселили Вика и Ристведта, которым 29 октября 1903 года довелось наблюдать первую встречу Руала Амундсена с местными жителями.

На возвышенности напротив «Йоа» появилась горстка эскимосов. Амундсен двинулся им навстречу в сопровождении Лунна и Хельмера Ханссена, из которых оба были с ружьями. «Сцена получилась безумно смешная, и мы сверху видели ее во всех подробностях, — пишет Ристведт. — Начальник размахивал руками и кричал "Вейми"[27], что, вероятно, должно было означать эскимосское приветствие, однако оказалось неверным словом. Эскимосы, вероятно, лучше соответствовали обстановке и также на ходу кричали "Маниктуми"».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное