Читаем Амундсен полностью

В «Северо-Западном проходе» Руал Амундсен описал эту уникальную встречу двух культур с некоторой иронией. В автобиографии — спустя два десятилетия и одну мировую войну — ирония отодвинута в сторону, зато на первый план выступает заполярный Наполеон: «Во всяком случае, вид у них был воинственный, но нам ничего не оставалось, как только встретиться с ними лицом к лицу. Оба отряда подошли друг к другу на расстояние около пятнадцати шагов, после чего остановились. Я обернулся к моему войску и приказал ему демонстративно бросить ружья на землю. Затем я повернулся лицом к эскимосам. Увидав такой миролюбивый поступок, их предводитель последовал нашему примеру и, обернувшись к своим спутникам, отдал им какое-то приказание. Они бросили наземь луки и стрелы. Безоружный, я подошел к ним».

Во всех вариантах сцена кончается похлопыванием по плечу, крепкими объятиями и братанием. «Мы с Ристведтом лежали на холме и держались за животы от хохота, настолько уморительно это выглядело со стороны», — завершает свой рассказ Вик.

Всякая полярная экспедиция страшится однообразия зимовки. Надо ежедневно проводить магнитные и метеорологические наблюдения, в остальном же полностью занят только повар. Руал Амундсен заимствует старый нансенов-ский рецепт — из времен зимовки «Фрама» в Ледовитом океане — и гонит свое воинство кататься на лыжах. Из дневника: «Каждое утро с десяти до половины одиннадцатого у нас моцион на ближайшей горке. Горку, ясное дело, назвали Холменколленом[28]».

Однажды в ноябре двое обитателей «Магнита» получают разнос за десятиминутное опоздание к завтраку. «Потом надо было идти на лыжах, — не без злорадства рассказывает Ристведт. — Мы с Лунном прихватили лопаты и, в отместку за меня, соорудили большой трамплин с довольно крутым столом отрыва. Первым спускался Начальник, и я с радостью увидел, что он упал. Прыгнул-то он, понятное дело, красиво, только приземлился на заднее место да еще заехал себе лыжей по лбу, так что вскочила здоровая шишка. Потом подошла очередь лейтенанта: тот грохнулся на самом трамплине и увлек за собой весь насыпанный нами снег».

У Педера Ристведта (он был едва ли не самым полезным членом экипажа, сочетая в себе моториста, метеоролога, кузнеца, охотника и собачьего смотрителя) уже вырабатывается стойко агрессивное отношение к Начальнику. Конфликты возникают, в частности, из-за собак. «Сегодня была небольшая стычка с Начальником, — пишет Ристведт 20 ноября. — Некоторое время назад мы с Виком попросили разрешения ухаживать за щенками Стиллы, которые должны народиться в конце месяца. Мы бы ее заранее взяли к себе, кормили и всякое такое. Начальник отверг наше предложение, скорее всего, даже наверняка потому, что считал необходимым с самого начала закалять щенят, иначе, дескать, из них не вырастет хороших собак. В результате Стилле негде было прилечь и сегодня она ощенилась прямо на снегу, в тридцатиградусный мороз. Я стою у наковальни и вдруг вижу, бежит Стилла и тащит в зубах щенка, а следом — вся собачья свора. Щенка, понятное дело, отняли и тут же сожрали. Я поскорей завел собаку к нам, где она и останется, пока не выродит всех».

На следующий год Силле (теперь она уже не «Стилла», а «Силла») удается ощениться под защитой Вика и Ристведта. Но и тут не обходится без вмешательства капитана: «Сегодня Начальник отобрал у Силлы щенят, хотя им не исполнилось и месяца, теперь они на судне и жалобно пищат. Какого только вздора не выдумает этот человек!» Зато на другой день: «Сегодня Силла донельзя удивила нас, пройдя по ледовой тропке прямо к судну. Невероятно, на какие подвиги может толкнуть материнская любовь. Она приволокла одного щенка назад, остальные под надзором капитана; либо он ничего не понимает, либо у него склонность мучить животных, во всяком случае, щенкам у него плохо, кормит он их скудно, и они лежат в моче и экскрементах…» И через два дня: «Начальник устал от своих приемышей и сегодня вернул их Силле. Щенки пробыли у него четыре дня, но когда я утром спросил Начальника, что они пили, то услышал в ответ: а я еще не пробовал ничего им давать, может, они не хотят!.. Вот живучее зверье!»

Густав Вик — сосед Ристведта по «Вилле "Магнит"» — разделяет его скептическое отношение к Начальнику как к смотрителю за животными, однако склонен замечать у того и положительные стороны. Ристведт же упорно держится мнения, составленного о руководителе первой осенью. Как-никак, для Ристведта это не первый поход с Начальником.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное