Читаем Амундсен полностью

В пятницу, 15 ноября, он обедает с норвежским посланником Беньямином Фугтом — рассудительным, почти пятидесятилетним адвокатом. Фугт играл одну из главных ролей в противостоянии со шведами и как первый норвежский «министр» в Стокгольме привык находить выход из щекотливых положений. Он считает себя близким другом Фритьофа Нансена, который служил на его теперешнем посту пять лет назад, когда в британскую столицу пожаловал со своим волшебным фонарем, чтобы мгновенно очаровать лондонцев, покоритель Северо-Западного прохода. Тогда с ним приехал и Леон. Сейчас брат пишет из Христиании: «Надеюсь, вечер в Географическом обществе пройдет гладко».

Вечер действительно прошел гладко, без каких-либо столкновений между Xokohom VII и его почившим тестем Эдуардом VII. «Герой Южного полюса со своим бесстрашием, своей скромностью и своей ученостью, — постановит на другое утро «Дейли кроникл», — человек столь же примечательный, как Фритьоф Нансен». Вершина была взята.

«Как я вижу из газет, — с облегчением пишет Леон, — лондонский доклад прошел без конфликтов, что, конечно, к лучшему, в том числе по финансовым соображениям». Кое-что все-таки случилось, но не во время лекции, а на последовавшем затем банкете. И достоянием публики это стало спустя 15 лет, когда была написана «Моя жизнь».

На банкете президент Географического общества Джордж Натаниэл Керзон, маркиз Кедлстонский, произнес тост за первооткрывателя Южного полюса. Тост исходил от того самого лорда Керзона, который полгода назад вызвал множество дипломатических осложнений и едва не сорвал приезд Амундсена в Англию. Лорд был одним из самых видных представителей Британской империи. Он властно и жестко правил Индией в свою бытность ее вице-королем. Это по его подсказке Эдуарда VII провозгласили монаршим главой над всеми индийцами. Лорд Керзон неизменно отстаивал право на власть — в частности, выступал как принципиальный защитник законных прав палаты лордов. Даже в Англии лорд Керзон (который, кстати, был также почетным ректором Оксфордского университета) пользовался репутацией красноречивого, но бесцеремонного оратора. Итак, рассказ Амундсена:

«Тщательно взвешивая слова, лорд Керзон обосновал приглашение меня в качестве докладчика, причем особо отметил то обстоятельство, что я приписываю часть нашего успеха собакам, после чего завершил речь словами: "Посему предлагаю всем присутствующим грянуть троекратное "ура" в честь собак", — да еще подчеркнул саркастический и унизительный смысл своего высказывания успокоительным жестом в мою сторону (хотя я даже не пошевелился), словно убедительно прося меня не реагировать на столь прозрачное оскорбление».

В таких именно выражениях Руал Амундсен через много лет изложит этот «вопиющий эпизод». Королевское географическое общество тут же опротестовало его соответствие действительности, да и мы знаем, что особо доверять амундсеновской автобиографии не стоит. Тем не менее крупица правды тут должна быть.

Для Амундсена не существовало знаменитого английского "understatement" (недоговоренности, сдержанного высказывания). Он не понимал, что лорд Керзон может испытывать потребность с помощью лукавой шутки спасти хотя бы часть имперской чести. Конечно, сам лорд тоже плохо разбирался во внутреннем мире норвежца. Своим «ура» в честь собак он сохранял блеск славы вокруг своей империи за счет чувств гостя, которого уже второй раз пытался оскорбить. Так и подмывает сказать, что великие люди и великие нации бывают одинаково мелочны.

Самое удивительное в этом столкновении (сначала прошедшем незамеченным, а затем, после опубликования воспоминаний, вызвавшем скандал) — насколько оно отражает неизбывный комплекс неполноценности, которым страдает Амундсен. Его чествовали в одной стране за другой, он вступил в столицу империи с ореолом триумфатора, тогда как лорд Керзон, некогда твердой рукой правивший одним из самых многочисленных народов на земле, за этим столом, как-никак, представлял побежденных. Победителем тут был норвежский капитан и лыжник Руал Амундсен. Он сумел расправиться с имперскими львами, слонами и тиграми… но не сумел простить спущенных на него собак.

***

День, последовавший за докладом в Географическом обществе, 16 ноября 1912 года, стал для Руала Амундсена днем, который он впоследствии расценивал как один из самых памятных в своей жизни. Однако же для него не нашлось места в автобиографической книге. Он относится к скрытой части Руалового существования, части, которая с этого дня стала резко увеличиваться, пока не превратилась в определяющую для многих дел и поступков полярного путешественника.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное