Амур-батюшка (Книга 1)

Замерзал он израненный. Наехали на него гольды, отвезли к себе в Бельго. Там его шаманка признала, взяла к себе. Они с отцом ходили за ним, лечили его своим средством. Ну вот, оздоровел он и грустит, взяла его тоска. Амурская тоска - это такая зараза, беда. Как возьмет - ни о чем думать не станешь, полезет тебе всякая блажь в башку, ну, морок, он и есть морок. Нищий он, нагой, Иван-то, куда пойдет? Дожил до весны у гольдов. Лед прошел - плывут забайкальские земляки. Вышел он на берег. "Ну, Иван, сказывают, - Анюша долго жить приказала. Ждала тебя, ждала - не дождалась". Анюша-то ушла из дому темной ночью на Шилку - да и в прорубь. Не захотела богатого казака... Сказывают, как Ванча наш услыхал это, так и заплакал. Шаманка-то его жалеет, гладит по лицу, а у него по скулам текут слезыньки.

Эх, Амур, Амур! Сколько через него беды!.. - вздохнул Кешка. Иван-то и остался у гольдов, стал жить с шаманкой, как с женой, она свое шаманство кинула. Стали они зверя вместе промышлять. Жил он, как гольд, своих русских сторонился. Потом архирей приезжал, окрестил Ангу, велел им кочевать на Додьгу. Говорил Бердышову: "Отделяйся, живи сам по себе, заводи скот, хозяйство, а то огольдячишься. А мы тебе еще русских крестьян привезем, церковь на Додьге построим". Ну, однако, он уже теперь перекочевал, Ванча-то...

- Эх, паря, и баба у него, адали* малина, хоть и гольдячка, а красивая, - заключил Петрован Кешкин рассказ. - Игривая, язва! Как взглянешь - зачумишься, - покосился он посоловевшими глазами на темно-русую и миловидную Наталью Кузнецову. - Купец Серебров какие деньги давал Ивану, чтобы привел ее на баркас.

_______________

* А д а л и - как (забайкальский жаргон).

- Не взял Иван, - заметил Кешка.

- Тут какую русскую переселеночку дешевле сторговать можно, продолжал Петрован.

Наталья поднялась и отошла от костра к шалашу. Крестьяне слушали Петрована молча и с явным неудовольствием.

- Баб-то нет на Амуре, не хватает. Привезут баржу с арестантками, так их солдаты разбирают, - продолжал казак. - А уж переселеночки-то другое дело... У нас на Шилке ли, на Среднем ли Амуре есть деревни, богатеют через баб, отстраиваются... Тракт-то идет зимний, господа едут, купцы - и бабам работы много... - усмехнулся казак.

- Я у вас в Забайкалье свадьбы видел, - заговорил Тимошка Силин, так казаки калым за девок берут.

- Как же, это что казаки, что крестьяне - первая статья, - ответил Кешка. - У кого девок много, тот и богат. Замуж выдавать - с жениха калым.

- Это только разговор! - сказал Егор, не веривший, чтобы весь народ был так испорчен. Ему казалось, что казачишки хвалятся зря.

- Другой-то муж после с нее весь калым выверстает, - усмехнулся Петрован. - К купцу ее сведет на ночь на проезжую... У нас так бывало... Вот тебе и вся недолга!

- Жену-то! - воскликнула Наталья.

- А кого же? Что ж на нее глядеть, - пьяно усмехнулся Петрован.

- Будет врать-то! - сказал ему Кешка.

- Такого-то окаянного мужика топором зарубить! - с чувством сказала Наталья.

- Пошто ты его рубить будешь? Он не кедра тебе. Или на Кару* захотела? Там тебя надзиратель не спросит, хочешь ты али нет спать с ним... - с обидой в голосе проговорил Петрован. - А муж-то для тебя же старается... Ведь платят хорошо.

_______________

* К а р а - Каргийская каторжная тюрьма.

Петрован умолк, но в глаза никому не глядел.

Все молчали.

- Попутный потянул, однако, завтра будем на Додьге, - поднялся Кешка. - Пойти к себе, - зевнул он, - спать уж пора.

Вдали белели палатки, ветер доносил оттуда запах жареного мяса.

Казаки, распрощавшись с переселенцами, удалялись в отблесках костра.

- Накачало его в лодке-то, на земле не стоит, - кивнул Тереха Бормотов на захмелевшего, шатавшегося Петрована.

- Ну и Петрован!.. - вымолвила Наталья.

- Кешка-то поумней и поласковей его, - отозвался дед. - Вовремя его увел, а то твой-то чуть было не осерчал.

- Дать бы ему по бесстыжей-то роже, - сказал Егор, - знал бы, какие тут переселеночки...

День я му-учусь, ночь страда-аю

и споко-о-ою не найду-у,

вдруг тонко и пронзительно запел где-то в темноте Кешка.

- Вот барин-то услышит, он те даст!.. - поднимаясь, добродушно вымолвил Кондрат и, сняв с сука просохший армяк, стал надевать его, осматриваясь, как в обновке.

Я не подлый, я не мерзкий,

а раз-уд-далый ма-аладец!

еще тоньше Кешки подхватил Петрован.

- Тянут, как китайцы, - улыбнувшись, покачала головой Наталья, выглядывая из-под полога, где она укладывала ребятишек.

Перемокли, передрогли

от амурцкого дождя-я-я,

вкладывая в песнь и тоску и жалость, вместе нестройно проголосили казаки.

Отыш-шите мне милую,

рас-скажите страсть ма-ю...

- Ну и жиганы!.. - засмеялся дед, хлопая себя ладонями по ляжкам.

Всем было смешно: понравилось, как горланят казаки. Даже Егор уж не сердился на них. "Жизнь их собачья! - подумал он. - На Каме тоже зимой тракт. До продажи жен там не доходили, но из-за денег много было греха, и разврат кое-где заводится от городской жизни, - люди идут на все, лишь бы нажиться на чужом. А тут, видно, нрав людской еще жестче".