Амур-батюшка (Книга 1)

Над прибрежным лесом на вершине сухой ели хрипло ворковал дикий голубь.

- Тимошка, - вдруг воскликнул Петрован, нарушая всеобщее молчание, это, однако, с тобой здешние птицы здороваются! Давай, мол, знакомиться.

Силин задрал голову, но не нашел нужным возразить казаку.

Дикий голубь вспорхнул и улетел. Над лесом парил коршун. Последние лучи солнца облили его оперение алым светом. Сгорбатившись и вытянув лапы, он повис в воздухе подле вершины той же ели, с которой только что улетел голубь, и мягко опустился на бескорый розовый сук, складывая крылья.

- Гляди, коршуны-то... И тут есть, - молвил Тимоха.

Все невольно посмотрели вверх. Взрослые как бы безразлично, а мальчишки со злом.

- Гляди, ребята! Курят утащат, - сказал им дед.

Куры у переселенцев были с собой на плотах в решетчатых ящиках.

На носу лодки барин что-то говорил, обращаясь к казакам и указывая на берег.

- Привалива-ай!.. - раскатилась по реке команда Петрована.

Дружно опустились шесты. В последний раз зазвенела по дну галька, плоты зашуршали о песок. Гнус слетался к каравану. Знакомый зеленоватый туман загустел над бережком.

- Ну, в добрый час, господи благослови, - пробормотал Егор и с колом под мышкой перешагнул с плота на мокрую косу.

От его босых ступней на песке оставались пальчатые следы. Вода, пузырясь, сочилась в них. Под обрывом Егор стал вбивать в землю кол. Тем временем Кешка, сойдя с парома, разглядел неподалеку свежие медвежьи следы. Мужики столпились и стали их рассматривать, как будто это для них было сейчас важным делом. Оттиски звериных лап смахивали на отпечатки человеческих ног.

- Ступня, пальцы, адали Егор прошел, - пошутил Кешка. - Недавно же тут зверь был. Еще воды до краев в след не натекло. Косолапый где-то неподалеку гуляет, однако, в малинниках лакомится или до своей ягоды добрался, - певуче и любовно говорил Кешка про медведя, как про закадычного друга. - Со сладкого-то ему пить захотелось, он к реке и выходил.

- Слышь, Иннокентий, ты уж сруководствуй, пособи сыскать здешнего человека - Бердышова-то, - озабоченно проговорил помрачневший Федор.

- Иван-то Карпыч был бы дома, он бы уж обязательно вышел на берег, ответил казак, разгибаясь. - Да и мишка бы тут не ходил. Ну, да уж ладно, я схожу разузнаю. Барин до него тоже шибко антерес имеет.

Казак сходил на плот, взял ружье и пошел по отмелям под обрывом.

- Ну что, Кондратьич, приехали, - обратился Барабанов к Егору, и голос его осекся.

Кузнецов глянул на Федора: глаза того жалко сузились, словно он собирался заплакать.

Егору тоже было не по себе. "Пристали к пескам, а наверх не взойти, подумал он. - Тайга да комары".

- Полезем наверх, поглядим, - хмурясь, оказал он Федору.

- Что и делать-то? - растерянно отозвался тот. - Видать, нам больше ничего не остается.

Он усмехнулся горько и зло, глядя куда-то как бы сквозь Егора.

- Пойдем, брат, - для ободрения Кузнецов ткнул его кулаком под бок. Лесину хоть срубим, а то пристали, где дров нету.

Действительно, плавникового леса поблизости было мало. Весь наносник остался выше. На ночь следовало запастись дровами.

Егор и Федор обулись в кожаные бродни* и, цепляясь за корни и кустарники, полезли вверх по глинистому рыхлому обрыву и с треском стали продираться по тайге. Следом за ними взобрались остальные мужики и парни.

_______________

* Б р о д н и - высокая кожаная обувь с мягкой подошвой, без

каблука.

На реке с заходом солнца посвежело, но в чаще стояла влажная духота, пропитанная лесной прелью. Было сумрачно. Под мхами хлюпала вода. Осины, лиственницы и березы росли близко друг к другу. Старая ель, обхвата в четыре толщиной, сверху обломленная и расщепленная, словно с нее тесали лучину, внизу, у толстых обнаженных корней, зияла черными дуплами. Пенек, гнилой и желтый, изъеденный муравьями, был разворочен медведем. Какая-то большая птица испуганно и молча шарахнулась с ветвей и, шумно хлопая крыльями, улетела в лес, задевая за густую листву. Из буйной поросли папоротников и колючих кустарников вздымались корни буревала с налипшим на них слоем мочковатого перегноя. Роилась мошка, вздымалась из раздвигаемых трав.

Егор полез через валежины и, вынув из-за пояса топор, подошел к тонкой сухостойной елке - прямой и бескорой, как столб. Он обтоптал траву вокруг и стал рубить дерево. К нему, прыгая через буревал, подбежал Илюшка Бормотов, Пахомов сынишка. Это был неутомимый, бойкий парень, чуть постарше Федюшки Кузнецова. Он мог день-деньской ворочать греби, толкаться шестом, а вечером на стану его доставало затевать борьбу, плавать через протоки, ловить птиц. По утрам, поднимаясь раньше других, он шатался по тайге, свистел по-бурундучьи и, подманивая к себе зверьков, бил их. Где и когда приглядел он это, было неведомо.

Проплывая по Среднему Амуру, Илюшка сдружился с солдатами-сплавщиками. Народ это был как на подбор, головорезы. Иногда они собирались по нескольку человек добывать себе харчи - попросту говоря, обворовывать огороды в прибрежных китайских деревнях или у казаков - и брали с собой разведчиком Илюшку.