– Ну, я пока не коммунистка, поэтому отказываюсь, – засмеялась Цзинь.
Разговор, казалось, был шутливый, но Цзинь решительно отдалилась от Дачжана, хотя кружок не бросила и была на занятиях самой лучшей. Так что, когда Ли Дачжан должен был уехать, он с лёгким сердцем поручил Цзинь вести занятия вместо себя.
И вот теперь – встреча почти через десять лет!
– Ян Кайхуэй и Мао Цзэдун, – представил Ли своих собеседников. – Кайхуэй – дочь профессора этики Яна Чанцзи, а Цзэдун – мой ассистент в библиотеке, учится сейчас на курсах подготовки к поездке во Францию. Мы тут спорим о Марксовой теории прибавочной стоимости, тебе она знакома, а молодые люди не всё понимают и принимают.
– Мы пойдём, профессор, – сказал Мао Цзэдун, беря девушку за руку. – Я вам сегодня ещё нужен?
– Нет, договорим после. Вы свободны.
– Не будем вам мешать, – с милой улыбкой добавила Ян Кайхуэй.
Цзинь показалось, что девчонка даже озорно подмигнула.
Они исчезли, а у Ли Дачжао усы встопорщились.
– Вот чертовка! – ругнулся он. – На что намекает?!
– Да ни на что она не намекает, просто озорничает, – засмеялась Цзинь. – У них любовь, чего она и нам желает. Ты со своими лекциями, наверное, уже забыл, что это такое.
– Любо-овь, – проворчал Дачжао. – Я-то тебя любил, а ты на меня внимания не обращала. Вернее, просто отшила как пошлого ухажёра.
– Любил-любил, и всё прошло… – Цзинь грустно улыбнулась. Честно говоря, она чуть было не увлеклась этим красивым и восторженным юношей, но вовремя спохватилась – к тому же была беременна! – и подавила в себе непрошеное чувство. И потом – не угасала память об Иване. – А у меня не проходит. Время прошло, а любовь – нет.
– Жаль, это не про меня. Пойдём, посидим где-нибудь в кафе, – предложил Дачжао. – Поговорим. Ты ведь нашла меня не просто так.
Они обосновались за столиком кафе неподалёку от перекрёстка Южной улицы Сюэюань и Синьцзекоувайдацзе, заказали кофе и пирожные с кремом.
– Ну, дорогая Цзинь, я слушаю тебя. Но сначала скажи, как себя чувствуют твои муж и дети. Где они?
– Муж в Японии. После изгнания Сунь Ятсена не стал дожидаться ареста, ведь он был командиром полка, воевал против бэйянской клики.
– Ты не боишься об этом говорить?
– Ты же не побежишь в службу безопасности? – Цзинь улыбнулась, смягчая невольную резкость своих слов. Ли усиленно закивал, подтверждая, а Цзинь продолжила: – Дети в Харбине, вместе со мной. Я служу в Управлении КВЖД. Сяопину уже семнадцать…
– Семнадцать?! – ахнул Дачжао. – Кажется, совсем недавно мальчонка бегал, кудрявый, глазастый…
– Он и сейчас кудрявый и глазастый, – засмеялась Цзинь. – Закончил гимназию, поступает в университет. Я его знакомлю с марксизмом. Госян девять, ходит в русскую школу, а Цюшэ – в садик, ему только четыре. Ну, вот, обо мне – всё, теперь скажи о себе.
– Я подружился с деканом филологического факультета Чэнь Дусю, он тоже давно проникся идеями марксизма, мы ведём кружки, мечтаем создать партию большевиков, устроить революцию, как в России.
– Как твои семья, дети?
– Семья растёт, уже трое, старшему девять лет. Жена, – Дачжао усмехнулся, – к марксизму равнодушна, а детей просвещать ещё рановато. И как вы с мужем только ладите? Он – гоминьдановец, ты – коммунистка.
– Чаншунь – левый гоминьдановец, так что ладим, – вздохнула Цзинь. – Да и видимся редко, при встречах, сам понимаешь, – она улыбнулась уголками тонко очерченных губ, – не до ссор.
Дачжун сглотнул – понял улыбку, но мгновенно принял прежний вид:
– А твой брат, он где?
– Сяосун где-то в России. Я давно его не видела.
– В России? – удивился Дачжао. – Он же бэйянский офицер, окончил Цинхэйское училище и даже был в охране Юань Шикая.
– И у Чжан Цзолиня послужил. Правда совсем недолго, он называл его Бэй Вейшенгом и смеялся, что маршал был когда-то хунхузом, предводителем «Черноголовых орлов».
– Мне показалось, что русских он ненавидит.
– Не всех, а только казаков и солдат. Да и то… – Цзинь опустила глаза, по щеке прокатилась слезинка. – Время всё меняет.
– Ты мне так и не ответила: зачем приехала в Пекин. Или это секрет?
– Никакого секрета нет, – поспешила Цзинь. – Я узнала, что ты после Японии читаешь интересные лекции по «Капиталу» Маркса, и захотела послушать. Китайского-то перевода «Капитала» нет, а по-немецки и по-японски я не понимаю.
– Да, в Японии хороший перевод. Чэнь Дусю так сказал, он японский знает прекрасно. А с китайским, думаю, будет сложно: в «Капитале» много слов, которых в китайском нет вообще. Может, Чэнь возьмётся…
Кофе был давно выпит, пирожные съедены, да и разговор, судя по всему, подошёл к концу. Ли надо было готовиться к лекции, а Цзинь, договорившись о своём присутствии на его занятиях, поспешила взять рикшу: предстоял долгий путь через весь Пекин – к Храму Неба, там на улице Юндинмыньдунцзе в доме родителей жила жена Сяосуна Фэнсянь с сыном. В октябре или ноябре она должна была родить, и Цзинь считала себя обязанной поддержать жену брата и, если надо, чем-то помочь.
Дверь ей открыла юная красавица в шёлковом белом ципао, расшитом разноцветными попугаями.