Амурная примета

Они немного погуляли по аллеям сада, любуясь на старинные постройки еще екатерининских времен. Разговор пока шел ни о чем: Александр Тимофеевич расспрашивал мадемуазель Бланк о ее родителях, а Эмилия интересовалась занятиями профессора и его педагогической деятельностью.

– А вы знаете, я ведь тоже едва не сделалась педагогом, – взглянула на профессора Сиротина Эмилия и вдруг поскользнулась. Инстинктивно она схватилась за руку профессора и, когда опасность упасть миновала, руку не отняла и продолжала идти с ним, уже держа его под руку, что Сиротину было очень приятно. – Я ведь проходила обучение на двухгодичных педагогических женских курсах при Обществе воспитательниц и учительниц. Окончив их, я бы стала педагогом и учительницей начальных классов. Я так мечтала об этом! – Она вздохнула и замолчала.

– А что вам помешало стать педагогом? – поинтересовался Сиротин.

– Папа умер, и мне пришлось оставить учебу, – соврала она и снова вздохнула, давая понять собеседнику, что очень сожалеет о том, что педагога и учительницы из нее не получилась.

«Бедняжка», – подумал профессор, и его душу захлестнула волна жалости. После чего возникло желание как-то помочь бедной девушке и принять участие в ее судьбе. А затем пришли злость и ненависть к Вершинину, воспользовавшемуся бедственным положением Эмилии и сделавшему ее прислужницей и исполнительницей его похотливых желаний.

– Можно вас спросить? – произнес Александр Тимофеевич после недолгого молчания.

– Конечно, – ответила Эмилия и доверчиво взглянула в глаза Сиротина.

– Как вы познакомились в Вершининым?

Она была готова к этому вопросу и принялась рассказывать профессору о своем знакомстве с Вершининым. Кое-что в ее рассказе было правдой. Например, то, что она, голодная, с какими-то копейками в кармане и отчаянной решимостью пришла наниматься к нему на службу, а он пригласил ее в ресторан, накормил, напоил и надругался. Слушая рассказ Эмилии, Александр Тимофеевич все более проникался к Вершинину ненавистью.

– Ах, как я глубоко несчастна, – произнесла Эмилия, закончив свой рассказ. – Вы даже не представляете, как бы мне хотелось иметь доброго друга, на плечо которого я могла бы опереться, – и печально опустила головку.

В этот момент профессор Сиротин решил для себя, что он сделает все возможное, чтобы вырвать милую несчастную девушку из лап этого чудовища Вершинина.

* * *

Ординарный профессор кафедры русского языка и словесности Императорского Московского университета Александр Тимофеевич Сиротин родился в тысяча восемьсот пятьдесят первом году в семье губернского секретаря, служившего квартальным надзирателем Арбатской полицейской части, что располагалась на Большой Никитской. После рождения Саши Тимофей Сиротин подался в присяжные поверенные при Московском Окружном суде и дослужился до чина надворного советника.

Учился Александр в Четвертой мужской гимназии на Воздвиженке, тогда она еще занимала здание бывшего Московского дворянского института, знаменитого дома Пашкова.

Окончив гимназию в числе первых воспитанников, он поступил на историко-филологический факультет Императорского Московского университета. Со второго курса получал стипендию имени святых Кирилла и Мефодия. После окончания университета он со степенью кандидата и золотой медалью, по ходатайству заслуженного профессора Московского университета Павла Яковлевича Петрова был оставлен при университете для подготовки к профессорскому званию.

Занимался теорией языкознания и исторической грамматикой русского языка под руководством академика-лингвиста Федора Ивановича Буслаева.

В мае тысяча восемьсот семьдесят четвертого года после защиты магистерской диссертации «Опыт истории русской словесности по Остромирову Евангелию» Сиротин был избран приват-доцентом по кафедре русского языка и словесности и начал свою преподавательскую деятельность, не входя пока в университетский штат. Одновременно Александр Тимофеевич преподавал историю русского языка и древнерусскую литературу на Высших женских курсах профессора Герье.