— Довожу до сведения: дисциплинка у меня суровая. Драться, ругаться, цапаться в кубрике — ни-ни! Лица, руки мыть дочиста, щоб блестели, воды не бояться, грязь смывать — оттирать. Палубу, трапы драить, по дудке обидать — полдничать, по дудке спать лягать, койки прибирать. Все ясно?
— Все! — воскликнул Павка. Он был в восторге от речи дяди Остапа.
— Зачисляю в команду, — отрезал Остап. — Садись обидать.
Ребята сели за стол. За окном заалел закат.
— Что ж, дочка, — сказал Остап, разливая суп, — выходит, что и старый дид пригодился?
— Пригодился, батько! — воскликнула Варя и стала что-то шептать Остапу.
Павка за обе щеки уплетал вкусный рыбный суп. Глаша от него не отставала. Павка смотрел на картины, развешанные на степе, и все хотел спросить у Остапа, кто же это усатый дядько.
— Эх, если б был жив мой Илюша! — вдруг вырвалось у Вари.
— Ничего, дочка, — обнял Остап за плечи Варю, — отольются им слезы, придет время...
Он встал и пошел к окну. Тук-тук, тук-тук — стучала по полу его деревяжка.
— Дядя Остап! — спросил Пазка, показывая на портрет. — А что это за усатый дядько?
— Тарас Бульба, — сказал Остап. — Купил на барахолке.
— А кто такой Тарас Бульба?
Тук-тук! — стукнула деревяжка. Остап повернулся и взглянул на Павку.
— Тараса не знаешь?
— Не знаю, — ответил Павка. — А он что — пират?
— Дурень ты, дурень, — с сожалением сказал Остап. — Только и знаешь, что своих пиратов. Да знаешь ли ты, хлопец, что и моего батьку звали в честь Тараса Бульбы Тарасом, а меня в честь Тарасова сына нарекли Остапом?
— Не слыхал, — сказал Павка.
— Про Тараса Бульбу, написал Николай Васильевич Гоголь, — сказал Остап.
Тук-тук, тук-тук — застучала Остапова деревяжка, и он подошел к шкафу. Он открыл шкаф и достал какую-то брошюрку. Павка разглядел, что на обложке нарисован такой же усатый, как на картинке, дядько в барашковой шапке.
— А мне почитаете? — спросила Глаша.
— И тебе. Вот пообидаем и почитаю. Грешно не знать Николая Васильевича Гоголя и не слыхать про Тараса Бульбу.
Когда они отобедали и Глаша прибрала со стола, Остап принес лампу, поставил на стол, зажег, расправил усы и принялся читать:
«А поворотись-ка, сын! Экой ты смешной какой! Что это на вас за поповские подрясники?»
Читал Остап хорошо, с чувством, иногда останавливался и поглядывал на Павку и Глашу. Ребята слушали внимательно.
Остап читал про Запорожскую Сечь, про храбрых казаков, которые дрались с поляками за русскую землю. Глаша оперлась подбородком на руки и, широко раскрыв синие глаза, слушала не отрываясь. Павка, когда Остап останавливался, подгонял:
— Читай, дядя Остап, читай!
А дядя Остап продолжал читать:
«А что, паны», сказал Тарас, перекликнувшись с куренными: «есть еще порох в пороховницах? не ослабела ли козацкая сила? не гнутся ли козаки?»
«Есть еще, батько, порох в пороховницах. Не ослабела еще козацкая сила; еще не гнутся козаки!»
«И наперли сильно козаки: совсем смешали все ряды. Низкорослый полковник ударил сбор и велел выкинуть восемь малеванных знамен, чтобы собрать своих, рассыпавшихся далеко по всему полю. Все бежали ляхи к знаменам; но не успели они еще выстроиться, как уже куренной атаман Кукубенко ударил вновь с своими незамайновцами в середину и напал прямо на толстопузого полковника. Не выдержал полковник и, поворотив коня, пустился вскачь; а Кукубенко далеко гнал его через все поле, не дав ему соединиться с полком. Завидев то с бокового куреня, Степан Гуска пустился ему навпереймы с арканом в руке, всю пригнувши голову к лошадиной шее, и, улучив время, с одного раза накинул аркан ему на шею. Весь побагровел полковник, ухватясь за веревку обеими руками и силясь разорвать ее; но уже дюжий размах вогнал ему в живот гибельную пику».
— Да, это почище Сюркуфа, — одобрил Павка. Подумав, добавил: — А только когда я вырасту, я в конницу не пойду. Я кораблем стану командовать.
— Опять, Павка, захвастался! — сказала Глаша. — Не видать тебе корабля как своих ушей.
— Ах, ты так? — обиделся Павка и вскочил с лавки. — Вот лопни мои глаза, провались я на этом месте, если я на корабль не попаду!
Нет, видно, никогда не отучишь эту девчонку дразниться!
— Полно вам ссориться, — сказала Варя.
— Обещание давали? Давали! — услышал Павка спокойный и добрый голос Остапа.
Ребята сразу притихли.
Но Остап уже говорил о другом:
— Ты, Павка, газетами торгуешь?
— Торговал, — сказал Павка. — А больше торговать не на что. Солдат деньги отобрал, и Сюркуф мой пропал в залоге. Шесть выпусков, — грустно сказал Павка.
— Ну, этому делу легко помочь, — сказал Остап и поближе подошел к койке. Он вынул из-под тюфяка газету и протянул Павке:
— А ну-ка, почитай, хлопец.
Эта газета была совсем не похожа на те, которые продавал Павка.
Газета была напечатана на коричневатой бумаге и называлась «Красный клич». Павка никогда не слыхал о таком названии.
— Читай, читай, — сказал дядя Остап.
Павка развернул лист и прочитал:
Дальний Восток будет советским.
На другой странице крупными буквами было написано:
Весь народ поднялся против японских поработителей.