Амурские ребята

Смертников вывели во двор. Их было вдвое больше, чем японских солдат, но солдаты были вооружены винтовками с широкими острыми штыками, а арестованные безоружны и связаны. На крыльцо вышел фельдфебель. Он зевнул. Ему каждую ночь приходилось заниматься одним и тем же делом. Он лениво оглянул арестованных — двенадцать мужчин, оборванных, измученных, раздетых, и одну женщину. Фельдфебель что-то сказал солдатам. Солдат подошел к низкорослому бородачу, стоявшему со связанными на спине руками на левом фланге, и с силой толкнул его. Тот с размаху упал на колени. Тогда к бородачу подбежал другой солдат с черными усиками и, приставив дуло винтовки вплотную к затылку, выстрелил. Бородач качнулся и упал лицом, в снег. Солдат с черными усиками размахнулся и ударил убитого широким штыком в спину.

Фельдфебель что-то сказал по-японски, и солдат вытолкнул вперед молодого парня с испуганными глазами. Парень дрожал от холода и страха и что-то бормотал побелевшими губами. Солдат с черными усиками размеренным шагом, словно на ученье, пошел к парню. Парень невольно отступил от солдата, ступая по снегу босыми ногами со скрюченными черными пальцами. Тогда солдат размеренно, как при колке чучел, сделал выпад и ударил широким штыком парня в живот. Тот закричал и схватился за штык обеими руками. Японец ловким движением вытащил штык. Парень упал ничком в снег и задергался. Фельдфебель махнул рукой, и другой солдат, молодой и безусый, высоко подняв штык, пригвоздил раненого к земле. Раненый вытянулся и затих. Митроша понял, что фельдфебель не просто расстреливает арестованных — он обучает своих солдат штыковому бою. Митроша не боялся смерти, он часто видел смерть в бою с врагом, но эта смерть была омерзительной. Размеренным движением солдат выталкивал осужденного к смерти, а другой солдат подходил и спокойно закалывал его, как закалывают быка на бойне. Митроша увидел, как пожилой человек с бородой, упав в снег, потерял очки и отчаянно забился, отбиваясь ногами от приближавшегося солдата. Солдат, уловив момент, воткнул штык прямо в живот упавшему.

Неподалеку от Митроши стояла Варя, бледная, с сжатыми губами. Митроша еле узнал ее. Он вспомнил ее веселой, радостной на вечеринке у Остапа, когда все кричали «горько»! Она встретилась с Митрошей взглядом, и он понял, что она прощается с ним навсегда.

— Прощай, Варюша, — ответил взглядом Митроша, — молодец ты, Варюша, прощай!

Когда очередь дошла до Вари, Митроша закрыл глаза. Он ничего не услышал — ни крика, ни стона. Когда он открыл глаза снова, все было кончено. Варя лежала на земле ничком, мертвая, и солдат подходил к очередной жертве.

Кто-то сзади толкнул Митрошу.

«Вот он, конец!» подумал Митроша и увидел подходившего к нему солдата с черными усиками. Лезвие широкого штыка блеснуло перед Митрошиными глазами. В одно мгновение Митроша чуть наклонился вперед и повернулся боком к солдату. Он почувствовал страшную боль в плече, упал на снег и замер. Митроша ждал второго удара, наверняка смертельного. Рядом кто-то закричал — отчаянно и дико. Митроша, несмотря на боль, старался не шевелиться. Крик перешел в хрип и затих. Второго удара не последовало. Где-то поблизости затарахтел мотор.

«Грузовик», подумал Митроша.

Его подняли за ноги и за голову и куда-то кинули. Он больно ударился головой. Сверху его придавило что-то тяжелое. Грузовик запыхтел и тронулся в путь.

«Только бы не зарыли живым! — подумал Митроша. — Спрыгнуть... уползти».

* * *

Глаша дошла до угла, свернула на широкую улицу с сонными домами, спустилась к реке. На берегу лежали перевернутые, засыпанные снегом лодки. За рекой синели дальние деревни.

По льду застывшей реки, обойдя японские заставы стороной, Глаша вышла из города. Вдали чернел лес. Глаша шла все дальше и дальше, стараясь обходить деревни. Настало утро. Солнце залило светом снежные поля и заиграло зайчиками на сопках. С сопок вдруг потянуло теплым, совсем весенним ветром.

У перекрестка девочку оглушил топот копыт. Навстречу проскакал отряд солдат. Возле большого каменного креста, стоявшего у дороги, Глаша присела. «Где-то теперь Павка? — подумала она. — Неужели я никогда не увижу Павку?» Ей захотелось плакать. Но она встала и пошла дальше. Она увидела впереди деревню и сообразила, что эту деревню не обойдешь. Ну что ж? Придется итти напрямик. Глаша удивилась, что не слышит ни лая собак, ни людского говора. Она увидела почернелые ворота, несколько обгорелых изб, на половину занесенных метелями. Зловещие тени от развалин ложились на снежную дорогу. Пожарище обступило кругом, окруженное сугробами.

Из-за сугроба вдруг вынырнул кто-то. Глаша остановилась. К ней подошел мальчонка с красным лицом, красными ручонками и бегающими глазками.

— Чего ты здесь? — удивленно спросила Глаша.

— А я мамку ищу, — ответил он, глядя мимо Глаши.

— Какую мамку? Зачем здесь мамка?

— Японцы деревню жгли, я у тетки был. Дом сгорел, мамки нету. Может, спряталась где, а?

— Ты где же теперь живешь? — спросила Глаша.

— Вон там, — и мальчик показал на снежную равнину. — У тетки.

— Зачем же она тебя одного отпускает?