Варя вздрогнула. В глазах у нее потемнело. Ей вдруг показалось, что это страшный сон и сейчас она проснется. Она судорожно тряхнула головой. Нет, она не спит. Все так же потрескивают горящие свечи, и Илья сидит на стуле и смотрит на нее. А японский офицер, бывший парикмахер Никашка, нетерпеливо стучит по столу костяшками пальцев...
Может быть, она ослышалась?
— Что ты сказал, Илья? — спросила она. Сердце ее стучало часто-часто. Илья вдруг сполз с кресла и очутился на полу, рядом с нею. Он схватил ее плечи своими цепкими, холодными руками. Он придвинулся совсем близко к ее лицу, и она почувствовала его горячее дыхание. Он зашептал быстро и сбивчиво:
— Варя, Варюша! Скажи все Никашке! Иначе меня убьют, а тебя — на мост! На мост! — выкрикнул он и снова зашептал:
— Он обещал нам деньги. Мы уедем далеко, к отцу, в Японию, в Нагасаки. Там тихо, спокойно, домик купим. Варюша...
Варя с ужасом отшатнулась от него.
— Все равно все пропало, Варя. Я давно... я... эх, да что сделано, того не вернешь! — говорил Илья.
Варя стояла на коленях, спиной прислонясь к стене. Платок упал с ее плеч на пол. То, что она узнала в эту минуту, было в тысячу раз страшнее ужасной смерти на мосту. Ее Илья, которого она считала самым лучшим, самым честным, оказался негодяем, предателем, убийцей. Наверное, он уже выдал всех, и всех арестовали... Может быть, и ее схватили по указанию Ильи.
— Так вот оно что? — спросила она задыхаясь.
Илья на коленях полз к ней, бормоча какие-то слова.
Варя вскочила на ноги.
— Не подходи! — крикнула она таким голосом, что Илья замер на месте. — Подлец!
Никашка протянул руку и позвонил. Вошло двое солдат с винтовками. Он что-то сказал им. Один из солдат, немолодой, который привел Варю на допрос, взял ее за плечо желтой рукой с обкусанными ногтями. Она стряхнула руку солдата. Не взглянув в сторону Ильи, она вышла из комнаты.
Тогда Зазвонов подполз к офицеру и руками охватил его коричневые начищенные гетры.
— Господин Кимура! — закричал он. — Я вам все расскажу, только не надо ее на мост!
Кимура брезгливо оттолкнул ногой Зазвонова.
— Что вы еще можете сказать? — спросил он.
Илья снова охватил руками скользкие, блестящие гетры японца и, подняв посеревшее лицо к офицеру, прерывисто прохрипел:
— Я еще не все сказал... Слушайте... только отпустите Варю... Отряд Косорота... стоит... у Чортова болота...
— Чортово болото?
Никашка быстро записал в блокнот.
— Я вам все, все расскажу! — крикнул Зазвонов.
Никашка улыбнулся и сказал:
— Вы уже все рассказали. Больше вы ничего не расскажете.
Он подошел к столу. Илья вскочил. Волосы его растрепались, глаза блуждали. Он оглядывался по сторонам. Никашка придвинул к себе револьвер и протянул Зазвонову маленький бумажный квадратик.
— Идите, — сказал манор.
— Куда? — спросил Зазвонов.
— Куда хотите. Нам вы больше не нужны. Вот пропуск на выход.
Значит, из него вызнали все, а теперь его выгоняют? Выгоняют, как запаршивевшую собаку, которая больше не нужна?
— Я для вас столько сделал. Я товарищей лишился, жены! — крикнул Илья.
— Идите, — не то с гримасой, не то с усмешкой сказал Никашка, показывая на дверь костлявым пальцем. — Постойте, — остановил он Зазвонова. — Возьмите, — он протянул Илье еще одну бумажку.
Шатаясь, Илья вышел из комнаты. Когда он вошел в освещенные сени и предъявил пропуск постовому солдату, он развернул бумажку, полученную от майора. Бумажка хрустнула у него в руках: это были новенькие японские пять иен, пять рублей на русские деньги.
Павка задремал в своем подвале. Ему приснился сон: японский отряд пробирается между деревьями. На японских солдатах надеты белые, неотличимые от снега халаты. Японцы скользят бесшумно, как тени. Павка понимает, что они подбираются к партизанским землянкам. Вот доползли они до часового. В руке у японца под белым халатом блеснул нож. Часовой стоит отвернувшись и ничего не видит. «Обернись, часовой, обернись, обернись же!» думает Павка. Но часовой прислонился к огромному дуплистому кедру, он ничего не замечает. И уже поднялась зловещая белая фигура и замахнулась на часового острым ножом. Павка отчаянно кричит:
— Берегись!
И нет больше ни тайги, ни японца с ножом, ни партизана-часового. Перепуганные крысы лезут в норы, визжа и отталкивая друг друга. Лунный свет льется на каменные плиты холодного пола. Павка стоит, прислонившись к скользкой, сырой стене. И попрежнему ночь на дворе, и светит луна, и, наверное, еще не скоро наступит поздний рассвет.
Вдруг кто-то зашевелился у двери. Задребезжал засов. Вошел японский солдат и снова повел Павку по темным, пустым комнатам к Никашке. Никашка даже встал из-за стола к Павке навстречу. Он улыбался Павке, и если б не мундир, Никашка был бы совсем прежним, разговорчивым парикмахером Никашкой. Он потирал свои сухие ручки.
— Надумали, молодой человек? — спросил он.
Павка ничего не ответил.