Косорот снова сел. Петр положил Павке на тарелку толстый розовый кусок кеты. Никита Сергеич хитро улыбнулся, поправил рукой очки и сказал:
— А ну тогда, молодые, горько!
Все захлопали в ладоши и засмеялись. А Варя покраснела и сказала:
— Да ну вас, не надо...
«Ну, чего тут особенного? — подумал Павка. — Взяла да и чмокнула. Удивительно!»
Илюша и Варя встали, и Варя подставила мужу щеку.
Илья, вытянув губы бантиком, слегка приложился к щеке.
«Давно бы так», подумал Павка, отправляя в рот кусок розовой рыбы.
Павка презирал поцелуи, он никогда и не знал их. Мать его умерла давно, на Волге, от сыпного тифа, он ее еле помнил. Сестер у него никогда не было, а Петр был не таков, чтобы заниматься нежностями. Павка видел, что девчонки, встречаясь, непременно целуются. Девчонкам он это прощал, но когда взрослые люди занимались подобными глупостями, Павке становилось смешно.
Митроша вдруг поднялся из-за стола и сказал:
— Я вам сейчас гостя приведу.
Он вышел на улицу и вскоре вернулся с большим лохматым медведем. Мишка стал на пороге и начал кланяться налево и направо. Тут Павка понял, что собака, лежавшая под крыльцом, была вовсе не собака, а медведь.
— Мишка! Мишка! — закричали все. — Покажи, как Митроша на гулянку идет...
Митроша выучил корабельного медведя самым занятным штукам. По воскресеньям он сходил на берег вместе со своим четвероногим другом, и медведь все время ходил на задних ногах, совал лохматую лапу под руку Митроше и преумильно склонял треугольную шерстяную голову к нему на плечо. Их сразу же окружали и взрослые и ребята, и медведь начинал показывать, как матрос идет на парад, отдает честь начальству, пьет водку, идет в лазарет лечиться. Дойдя до этого номера представления, медведь начинал охать и хвататься за бок.
— Знаменитый медведь-юморист, — объявил Митроша как в цирке, — Михайло Потапыч с «Грозы» представит вам новый номер совершенно исключительной важности. Михаил Потапыч, прошу.
Тут только все увидели, что у медведя на боку висит брезентовая сумка, такая, какую носят почтальоны.
Митроша хлопнул в ладоши и запел так, как поют бродячие певцы на базаре:
— А ну, Миша-друг, достань-ка счастье самому главному, самому усатому, самому богатому...
Медведь скосил свои рыжие бусинки-глаза, мотнул головой и вразвалку направился к дяде Остапу.
Павка оставил еду и вскочил на табурет. Медведь достал из сумки какой-то голубенький листок. Остап оторопело смотрел на медведя. Он даже откинулся назад, и усы у него поднялись кверху.
— Бери, бери, не бойся, — сказал Митроша. Он взял листок у медведя и протянул Остапу.
Остап расправил усы и взял голубую бумажку. Развернув ее своими большими волосатыми пальцами, он медленно прочитал: «Жить тебе сто лет, хочешь или нет».
— Вот це закручено! — в восхищении сказал Остап. — Вот це добре! Ну и выдумщик ты, Митроша. А ты, Михайло Потапыч, — обратился дядя Остап к медведю, — ты гарный Михайло. Варвара! Сбегай-ка в камбуз, принеси Мишке вечерять...
— Сейчас, батько, — сказала Варя и пошла на кухню. Илья отправился за ней.
— А теперь, Миша, — сказал Митроша, — подай счастье самому малому да самому удалому. — И он пошел прямо к Павке. Павка оцепенел. Медведь смотрел на него веселыми умными рыжими глазками.
— Ну, доставай, Миша, не ленись, — сказал Митроша.
Медведь достал розовый листок.
— Бери, бери, не бойся, — подбодрил Павку Митроша, и Павка взял листок. Он развернул его. На листочке была наклеена картинка, вырезанная из какого-то журнала. На картинке военный корабль шел полным ходом. Из труб валил черный дым. Флаги развевались на мачтах. А на мостике стояла какая-то фигурка. Фигурка была пририсована чернилами. Павка вгляделся и узнал в фигурке себя в капитанской форме.
Под картинкой была написана красными чернилами подпись:
— Петя, гляди, что написано, — сказал Павка, протягивая картинку брату. Сердце у него замерло. Он был твердо уверен, что это предсказание, поднесенное медведем, обязательно когда-нибудь сбудется. Павка размечтался. Как во сне он слышал смех, возгласы и какие-то обрывки стихов, — очевидно, медведь продолжал разносить счастье. Когда Павка очнулся, брат держал его за плечи и спрашивал:
— Ты, Павка, чего? Вина не пил, а пьяный.
— Нет, я ничего, Петя, я так. Где мое счастье?
— Вот твое счастье. — Петр подал Павке картинку.
Павка тщательно припрятал ее под тельняшку. А медведь уже стоял против Косорота, и Косорот кричал на Митрошу не то шутя, не то сердито:
— Ты что ж это — насмешки строить? Над механиком?
Косорот вдруг обхватил Митрошу поперек туловища.
— Вот я тебе покажу насмешки! — Он легко, без усилия, поднял Митрошу. Сигнальщик замотал ногами в воздухе.
— Расшибу! — загудел Косорот. — Ой, дьявол, новые штаны! — вдруг отчаянно крикнул он и с размаху опустил Митрошу на пол.