Принялась иголка в глазах удава сновать — то вверх, то вниз; то верхнее, то нижнее веко проткнет, нитку за собой тащит. Не успела Чольчинай до пояса похолодеть, а иголка уже один глаз удаву зашила, за второй принимается. Мотает головой удав, не может понять, что случилось, отчего глаза закрываются.
Зашила костяная иголка змею глаза.
Холод от Чольчинай отлетел. Переступила она ногами, к двери подошла. А та сама перед ней открывается.
За той дверью — другая дверь. Перед дверью большая ящерица лежит. Не видала Чольчинай таких: железная она, черная пасть раскрыта, во рту раздвоенный язык трепещет. Дохнула ящерица на Чольчинай — у девушки ноги до колен в землю ушли. Вынула Чольчинай из своей сумочки наперсток, кинула, прямо ящерице в пасть попала, глотку ей заткнула. Тужится ящерица — не может второй раз дохнуть. Высвободила Чольчинай ноги — и к двери. Дверь сама перед ней раскрывается.
За той дверью — третья. Сторожит ее тигр. Зубы оскалил, а зубы в локоть длиной. Хвостом по земле бьет, а хвост толщиной в лиственницу. Кинула Чольчинай тигру в пасть свою гребенку. Стала гребенка тигру поперек горла: ни взад, ни вперед. Чем шире тигр пасть разевает, тем длиннее у гребенки зубья делаются. Рычит тигр, а с Чольчинай ничего сделать не может. Видит девушка, что тигру не до нее, подскочила к дверке, а та сама перед ней открывается.
А за той дверкой — юрта Хозяина. В той юрте все как у простых людей, только в потолке звезды светят. В каждом окне — по солнцу. Возле нар столько звериных шкур лежит, что и не сосчитаешь. В эти шкуры Хозяин души убитых зверей вселяет, чтобы не перевелись звери на земле, сколько бы ни били их люди.
Оглянулась Чольчинай. Видит — потолок на столбы опирается. У одного столба каменная плита лежит, на плите котел стоит. Посреди нар старик сидит, у того старика лицо светится.
Смекнула Чольчинай, что это и есть Горный Хозяин. Стала на колени, руки сложила, выслушать попросила. Рассказала, какая беда у нее случилась и зачем она пришла.
Говорит ей хозяин:
— Как Чориля не знать! Хороший охотник, все по закону делал: в костер воду не лил, медведя саблей не рубил, кости не ломал. Очень плохо, что в такую беду попал! Вот смотри, в том котле много шаманьих кехнов — чертей — живет. Который Аллыха — не знаю. Девочка ты храбрая, горя ты много перенесла… Возьми то, за чем пришла. К котлу подойдешь, крикни: «Кехн Аллыха, иди хозяину служить!» — тут и хватай его.
Так и сделала Чольчинай.
Только крикнула она: «Кехн Аллыха, иди хозяину служить!» — как выскочил из котла черный червяк. Схватила его Чольчинай в кулак, зажала покрепче — и бежать…
К обрыву подошла, на копье села и прыгнула вниз. Летит, только в ушах свистит, скалы да утесы мимо мелькают! Летит копье, Чольчинай за него обеими руками держится. Летит копье над горами и лесами, над озерами и реками…
Долетело копье до того места, где Чориль свою невесту ожидал. Слезла Чольчинай с копья, к Чорилю подошла.
Говорит Чориль:
— На кого только я шкуру свою брошу?
— Найдется на кого, — говорит Чольчинай.
Глядит — к ним Аллых бежит.
Увидал Аллых Чольчинай, кричит:
— Вот ты где, негодная девчонка! Насилу нашел!
— Напрасно искал ты меня, — говорит Чольчинай. — Искал ты меня, а нашел свою судьбу.
Кинула она тут на землю того кехна, которого в кулаке держала. Наступила на него и раздавила. Зашатался Аллых, на четвереньки стал. Тут медвежья шкура с Чориля слезла, на шамана прыгнула и окутала его. Стал медведем Аллых. Так и надо ему! Зачем Чорилю и Чольчинай худа хотел? Замахнулась на него Чольчинай копьем. Испугался Аллых и кинулся от нее в тайгу.
Взялись Чориль и Чольчинай за руки и пошли в свой дом. По дороге Чольчинай две косы заплела.
Поженились они. Долго жили. До последнего дня друг друга крепко любили.
Что с трудом дается, то люди берегут!
Самый сильный
Побежали зимой нанайские ребята на лед кататься.
Сначала играли, катались. Потом подрались.
Один мальчик, Намека́, побил другого, Курбу́. Побил он Курбу и стал хвастаться:
— Я самый сильный тут! Все вы должны мне поклониться!
Тут поскользнулся Намека, упал и разбил себе затылок.
Говорит ему Курбу:
— Вот, значит, ты не самый сильный, если лед побил тебя! Видишь — кровь идет. Поклонись льду!
Спросил Намека лед:
— Эй, слушай, лед, есть ли кто-нибудь сильнее тебя?
— Есть, — говорит лед, — солнце сильнее меня. Как пригреет оно — я таять стану. Поклонись солнцу!
Пошли мальчики к солнцу. Долго шли. Наконец пришли. Говорит Намека солнцу:
— Эй, отец! Я побил Курбу, лед побил меня, ты растопишь лед — ты, значит, сильнее нас. Вот пришел я тебе поклониться.
Подумало, подумало солнце.
— Туча сильнее меня, — говорит оно Намеке, — как закроет она землю, станет холодно — и лучи мои сквозь нее не пройдут…
Пошли мальчики к туче. Забрались на высокую гору. Вокруг туман, сырость, холод. Пока до тучи добрались, мокрые стали, ледяной коркой покрылись.
Говорит Намека туче:
— Слушай, мать! Я сильнее Курбу, лед сильнее меня, солнце сильнее льда, ты сильнее солнца — значит, ты сильнее всех. Вот пришел я тебе поклониться!