— И по-иному, государь, черноруссы жить не захотят. А когда из Москвы воевода приедет, да начнет всех к ногтю прижимать (уж такого я в Сибири насмотрелся и наслушался) — то Русь Черная терпеть не станет. И полыхнет!
— Уж не угрожаешь ли ты… — в голосе царя зазвучала сталь.
— Ни в коем разе! Только упреждаю, заботясь о тебе, государь. Война ведь легкой не будет. Конечно, силы твои, Федор Алексеевич неизмеримо выше. Но Русь Черная больно далеко. Войско надо будет через горы вести. И немалое войско. Для победы ни тысячи не хватит, ни двух… Стало быть, аж отсюда слать людей потребуется — тысячами. Больно дорого война встанет. А в итоге нашу землю богдойцы приберут. Ибо черноруссов твои вои перебьют, ты же, государь, там многие тысячи держать не станешь — больно дорого это. Вот и выходит, что при любом раскладе и нам полный крах, и тебе ничего не достанется. Так что нельзя мне тут оставаться…
— Вот оно что! — Федор неискренне улыбнулся. — Я разумею, желаешь ты, чтобы тебя я поставил воеводой над… Русью Черной?
— Упаси Господи! — улыбнулся Дурной. — Я — Большак чернорусский и таковым останусь, покуда общество иначе не решит. А желаю я, государь, делать всё, чтобы наша земля помогала всей России. Но для того нужно, чтобы в Темноводье ничего не менялось.
— Больно хитро излагаешь, Сашко. Не крути, не виляй.
— Прости, государь! — Большак снова стал бить поклоны. — Ничего хитрого мы не хотим. Только лишь одного — пусть Русь Черная черной землей и останется. Только царевой! Будем мы служить тебе и только перед тобой ответ держать! Можно ряд заключить, в котором всё прописано будет.
Царь открыл было рот, но Дурной, как был на коленках, подшагнул к нему.
— Господом нашим и Матерью Божьей клянусь, то не ради нас самих! Но ради всего российского царства! Будем мы нести тягло тебе, государь, исправно — ровно, как подрядимся. Злато, пушнину будем поставлять, торговле всячески поспешествуем! Особливо, морской. Ты, конечно, волен поставить на Амуре своего человека. Не воеводу, но человека с иными правами. Пусть он следит за сбором тягла, за исполнением царской воли, пусть ведает переговорами с Китаем, Чосоном и кем бы там ни было. Пробивает торговые пути. Только в нашу внутреннюю жизнь, в наши порядки пусть не мешается.
— Две власти хотите?
— Простым людишкам и одной много, — улыбнулся Дурной. — Но две — это даже лучше! И твой ставленник, и мы будем работать на общее дело — и каждая сторона будет приглядывать за другой. Ежели московский начальник будет свою власть ради корысти применять или плохо радеть — то мы тут же на него жаловаться тебе станем. И он может также.
— Складно речешь. Только, ежели тот человек на вас челобитные пошлет, что сделать будет можно дабы вас… усмирить? Коли вы вольные такие.
— Ежели только на силе держать, государь, то и верно: рано или поздно от Москвы Русь Черная отложится. Да, боюсь, и не она одна. А вот если общим интересом удерживать… Ведь нашим пахарям, охотникам, мастерам хотелось бы вести торг в сибирских городах и острогах. Нашей земле нужны люди, чтобы новые поля засевать, чтобы корабли строить. Да и многих важных товаров у нас не хватает — русские купцы нам еще более нужны. Так что, ежели мы смуту учнем — ты всего этого нас сможешь лишить. Да мы и сами никому смутьянничать не позволим, чтобы выгод не лишиться. Интерес завсегда надежнее силы. На интересе лучше всё строить.
…Договор заключили в конце января. Конечно, едва Дурной, окрыленный спонтанным разговором с царем (до этого всё боялся, всё не решался его завести, хотел еще сильнее укрепить связь с государем) вышел из уединенной палаты, как начались у его плана проблемы. Тут же возникла боярская клика, которой сильно не по нраву пришлась чернорусская вольность. И, если Федора Алексеевича разумные аргументы могли пронять, что боярам было чихать на них с высокой колокольни. Они просто видели, что кто-то отнимает их власть и возможности наживы.
Заручиться удалось лишь поддержкой Волынского. Старый боярин проникся идеей стать своеобразным московским представителем черноруссов, через которого может идти золотой поток с Амура. Увы, на Верху многие не любили Василия Семеновича, и его поддержка только сильнее выбесила некоторых. Но и сторонники у Волынского тоже имелись. Старик решил ввязаться в авантюру, потому что здесь он был на стороне государя! Так что, в случае удачи, получал джекпот, ну, а если не фартанет, то все-таки царь на него не будет в обиде — и особой кары не предвидится.
Подписание Ряда провели с помпой. Шестнадцать статей! Каждую выбивали с потом и кровью. Здесь государь подходил только в конце, для утверждения, а основная… ммм, дискуссия шла у Дурнова с Волынским и как раз с судьей Сибирского приказа Стрешневым. О, если бы взгляд мог убивать! Стрешнев не оставил бы от чернорусского Большака мокрого места! Но, увы для него…