Черноруссы за пару часов возвели земляную насыпь, установили на ней две тяжелые пушки и принялись лениво постреливать по воротам. Лениво — потому что запасы пороха и ядер уже иссякали. А все эти землекопства и прочие движения нужны были больше для отвлечения внимания. За это время казачья полусотня из Темноводного тайно ушла на восток версты на две, нашла совершенно пустой участок Стены, с помощью крючьев забралась наверх, степенно облачилась в доспехи — и рванула к башне уже поверх стены!
Стража обомлела. Казакам сходу удалось ворваться внутрь, завязалась лютая рубка. В это время остальные мятежники установили две имеющиеся у них штурмовые лестницы (на большее не нашлось подходящего леса). При обычном штурме китайцы легко бы их разрушили, но сейчас страже было не до этого. Поток пополнения не иссякал, и очень скоро мятежники выбили всех защитников, открыли ворота…
И вот тут Чжанцзянкоу запылал!
— Бурни! — увещевал союзника Дурной. — Останови это! У нас просто нет времени на грабежи.
Князь смерил лоча снисходительным взглядом.
— Мои люди заслужили это.
— Да пойми же, что ради пары побрякушек вы можете потерять всё. Надо идти в Сюаньфу! Там же стоят твои люди. Мало ли что с ними смогут сделать, узнав о твоем появлении: увести на юг, перебить…
Смугляш нахмурился. Этот типичный степняк все-таки был неглуп и мог оценить значимость чужих советов. Уже неплохо для правителя. Бурни подозвал телохранителей (у местных князей это был круг ближников, которые не только охраняли тело, но и давали советы, исполняли поручения, даже командовали отрядами) и велел им собирать воинов. В итоге удалось оторвать от грабежей около полутысячи монголов.
«Ну, хоть столько».
Дурной разместил в воротной башне Великой стены пушкарей и казаков и уговорил остановиться здесь халхасского князька Чойджаба.
— Если с той стороны появятся какие-нибудь монголы, пусть не пускают их на эту сторону, покуда публично не поклянутся в верности Бурни! — донес он задачу и пояснил. — Раз в Стене появилась дыра, то, наверное, многие полезут в нее, чтобы пограбить. Так вот, пусть проходят только как наши сторонники.
После чего три сотни драгунов и полутысяча монголов рванула к восьмизнаменному гарнизону в Сюаньфу. А там уже вовсю шла резня. Как позже удалось выяснить, Цины арестовали чахарских командиров, пытались разоружить воинов, и частично им это даже удалось. Но, когда под стенами «заколосились» бунчуки и знамена Северной Юани, чахарцы прорвались к воротам, отперли их — и в короткий срок весь военный городок был захвачен. Маньчжуры, кто успел, бежали, чахарцы и некоторые монголы из иных племен радостно присоединялись к мятежникам. Освобожденные командиры Чсанэрджи и Ада упали в ноги к своему князю.
— Рады служить, великий циньван!
— Послушай, — шепнул Дурной на ухо своему союзнику. — А может, ну его, этот титул? Все-таки его тебе маньчжуры дали. Выкинь и растопчи.
— И кем же я тогда буду? — нахмурился монгол.
— Ну… — лоча почесал бороду. — Ханом.
Бурни задумался. Циньван все-таки выше. Циньван — это высший титул в Цин, да и до маньчжуров в Китае не было сановников выше циньванов. Но ведь это чужое.
— Может, это неправильно, когда инородный титул выше своего, родного? — подлил масла в голову союзника Дурной.
Но настаивать не стал. Да и поважнее были дела. На сторону мятежников перешли 12 сотен восьмизнаменников — почти все свои, надежные чахарцы. Войско выросло вдвое, а личные силы Бурни — почти вчетверо. Через два дня от Стены пришло около полутысячи оннигудов. Они услышали о победе чахарцев, бросили своего трусливого тайджи Очира и примчались «на помощь». Хотя, не надо иронии: они все-таки не расплылись по «Застенью», занявшись грабежами, а явились пред очи Бурни: веди, мол, нас на богатый город Ханбалык!
И чахарский князь реально поверил в возможность захвата Столицы империи. Во-первых, он устроил публичное шоу на глазах у всего войска. Снял с себя шапочку с шариком (которую и надел только для этой церемонии), распустил расшитый пояс, вынул из кисета каменный резной знак — и сложил всё это в какой-то мешок. А потом повелел эту «посылочку» отправить в Пекин по адресу: «Закрытый Пурпурный город».
— Пусть Энхэ-Амулуган заберет себе эти циньванские регалии! — громко и величественно выкрикнул он. — Мне не нужны его титулы! Я — хан и наследник великих богдыханов!
Толпа радостно заорала, завизжала, заулюлюкала.
— Взамен на эти безделушки пусть Элхэ-Амулуган вернет мне Большую Нефритовую Печать, которую его род незаконно отнял у моего деда Лигден-хана!