Амурский сокол

Сборы окончательно завершились с прибытием Ивана Дементьева, после чего охотники, взяв своих собак на поводки, повели Чингиза к кровавому следу; тот не подвёл – почуяв запах звериной крови, залился злобным лаем. В ответ вдалеке, на распадке, послышался злобный рык. Пустили собак и сами поспешили за ними. Впереди шествовали Онганча и ещё два тунгуса – один с берданкой, второй с карабином. За ними, в десяти шагах, Никодим с Серёжей и политические, прикрывали отряд два тунгуса и Дементьев. Двигались, ориентируясь строго на лай собак, который не прекратился даже тогда, когда медведь замолк.

Онганча поднял правую руку, призывая остановиться: похоже, хитрый и опасный зверь устроил засаду, раз перестал рычать, – затаился в ожидании собак и людей. Следовательно, надо соблюдать предельную осторожность.

Некстати внезапно испортилась погода: подул сильный ветер, разгоняя утренний туман, стал накрапывать дождик. Собаки вскоре вернулись, виновато поскуливая: опять упустили зверя. Но Чингиза среди них не было. Тогда Онганча распорядился, чтобы все оставались на месте, в то время как он с двумя охотниками пойдёт дальше.

– Будьте осторожны, однако. Зверь может и сюда нагрянуть.

А зверь в это время, преодолев непролазный ельник, залёг в чапыге[20]и зализывал рану, далеко не смертельную – боль его потихоньку отпускала. Медведь слышал лай собак, но не обращал на него внимания: дождь смывал следы, а ветер дул с вражеской стороны. Он чуял дразнящий запах псины, но инстинкт ему говорил: двигаться нельзя, надо затаиться. Тем не менее в нужный момент он подобрался для атаки, когда на него выскочила одна собака: тихо, без лая, лишь рыкнула, почуяв вблизи зверя.

Но она переоценила свои силы – в стремительном прыжке медведь подмял под себя Чингиза. От невыносимой боли пёс громко заскулил, попытался куснуть мохнатую шкуру, так и сяк поворачивая голову, но медведь лишил его и этой, последней, возможности шевелиться – все старания были тщетны. Оставалась надежда только на людей, и тогда Чингиз начал лаять, но этот лай более походил на визгливый скулёж. Потому что с каждым звуком, издаваемым собакой, медведь всё больше и больше придавливал её своей огромной тушей.

Вдруг шею мохнатого чудовища пронзила острая боль, которая заставила его содрогнуться и выпустить Чингиза. Выстрелил Онганча, первым пробравшийся через ельник; с расстояния около пятидесяти метров он прицелился из лука и выпустил тяжёлую зверовую стрелу; она попала медведю в шею и, пробив насквозь, так и застряла в нём. Этого было довольно, чтобы зверь отпустил Чингиза, но недостаточно, чтобы обездвижить его. Не дожидаясь второго бесшумного выстрела, медведь совершил очередной мощный прыжок и скачками ушёл вниз по распадку. Вслед раздались запоздалые выстрелы подоспевших тунгусов.

Онганча присел к поскуливающему Чингизу, наскоро осмотрел и понял, что повреждён хребет: задние лапы не двигались и не реагировали на прикосновения. Судя по кровавой слюне и пене, были задеты и внутренности. «Ай, как нехорошо, однако», – подумал тунгус. Он аккуратно завернул пса в охотничий кафтан-мерэлэн и понёс в лагерь.

Между тем дождь усиливался, смывая следы крови и поднимая примятую траву. Искать в таких условиях медведя не представлялось возможным. Поэтому, посовещавшись, охотники решили вернуться во владения Никодима, чтобы, переждав непогоду, заняться поисками людоеда заново. В избу тунгусы заходить не стали, поскольку имели в своём распоряжении лёгкое переносное жилище – берестяную урасу.

В другое время Серёжа волчком бы вокруг них вертелся, задавая любопытные вопросы, и даже взялся бы помогать устанавливать жерди, но он был целиком сосредоточен на Чингизе. То, что верный друг оставит его, было делом скорого времени. Серёжа попросил Никодима отнести собаку на край поляны, к обрыву, где он частенько сидел с Чингизом, наблюдая за полётом птиц.