— Ваше сиятельство! Подполковник, — поздоровался с нами Капитан Дмитрий Борисович Лихарев. Вместе с ещё одним эсбэшником-дознавателем он встречал нас в узком коридоре — темница на «тубразе» не была рассчитана на содержание большого количества заключённых. Мы ж не знали, что станем княжеством.
Мы обменялись короткими приветствиями и вчетвером направились в допросную. Я поинтересовался о том, что уже успели рассказать Холецкий и Ласькин.
— Оба заявляют, что действовали без поддержки своих родов. Что остальные члены не в курсе их авантюрного предательства, — тронув зачёсанные назад чёрные волосы, ответил Лихарев. — А вот на вопрос, как они связались с явно нерусскими бойцами, как провели их на территорию княжества, говорят разное. Явно заранее не договорились, что будут отвечать в случае, если их план раскроется…
— Так сильно были убеждены в успехе? — удивлённо изогнул бровь Шарапов.
— Будь у них сомнения, они бы не рискнули пойти на открытое предательство, — задумчиво проговорил я и снова повернулся к Лизареву. — Ну? Так что там с иностранцами?
Дворянин Пётр Ильич Ласькин утверждал, что иностранные бойцы — наёмники. Через знакомых Холецкого они вышли на эту группу и встретились с их представителем в Москве. А затем четыре бойца просто перешли через границу нашего княжества и после уже Ласькин и Холецкий с ними встретились.
Холецкий же говорит, что четверых иностранцев предоставил им французский клан Анже, ответственный за нападение. А провезли всех четверых в открытую. Ну почти — в деревянных ящиках на борту самолёта, на котором Холецкий и Ласькин летали в Москву.
И в этом деле им помогли традиции, ведь аристократов практически не досматривают при пересечении границ. Особенно княжеских аристократов при пересечении границ родного княжества. Ведь если досматривать своих людей, значит не доверять им. А какой же ты господин, если не веришь вассалам своим?
Такая вот система, основанная на традициях. И, к счастью, предательство господина (ну или по крайней мере, господского рода) или уж тем более Родины среди аристократов огромная редкость.
Но мне «повезло».
— Ладно, ведите эту сладкую парочку, — выслушав дознавателя и пробежав глазами по отчёту, в котором упоминались и результаты допросов других пленников, я тяжело вздохнул.
— Обоих сразу, ваше сиятельство? — удивлённо проговорил Лихарев.
— Да.
— Хм… Заинтриговали. После Николя Закази я с нетерпением ждал возможности вновь увидеть от вас мастер-класс добычи информации! А тут сразу на двоих!
— Ты не распаляйся так, — хмыкнул я. — С Закази иначе бы не получилось быстро выбить хоть что-нибудь ценное. К тому же, сам видишь, к чему всё это привело.
— А к чему, ваше сиятельство? — беззаботно пожал плечами Лихарев. — Мы одолели врага без потерь.
— Так-то оно так… Но сейчас я хочу попробовать договориться.
— Договориться? — на сей раз опешил Шарапов. — При всём уважении, господин, эти люди предали нас, и…
— Хватит! — я поднял ладонь. — Я прекрасно знаю, что они сделали. И прощать их уж точно не собираюсь. Всё, довольно слов. Ведите.
Может быть, кого-то это и удивит, но иногда я становлюсь немного кровожадным. Особенно, когда речь заходит о тварях, угрожавших моей семье. Тех, кто хотел нас уничтожить! Особенно, когда мы лично ничего плохого этим людям не делали. Предательство Холецкого и Ласькиных — это не вынужденная с их стороны мера. Их рода сами решили стать княжескими…
Ах! К Форкху их! Я считаю себя весьма рассудительным и вполне способен поставить себя на место противника, чтобы прочувствовать его мотивы, понять его. Но сколько ни занимайся подобным анализом, всё равно приходишь к одному единственно верному выводу:
Если ты готов кого-то убить, будь готов умереть сам.
Иначе это не работает.
А если ты готов забрать жизнь не только своего врага, но и его семьи…
И всё же, мне не хочется пускать под нож несколько родов. Я ж не маньяк какой-то. Да и невыгодно это. Правитель не должен показывать одну лишь силу. Кроме силы, нужно демонстрировать и мудрость.
А иногда и милосердие.
Особенно, если это милосердие принесёт жирные плоды.
Прогнав все эти мысли в своей голове, я смог унять бушующие эмоции молодого тела, к тому времени, когда двух аристократов ввели в допросную.
На обоих были надеты наручники, блокирующие жи́ву. Оба имели вид весьма потрёпанный. Ласькин — высокий и худой мужчина со спутанными длинными чёрными волосами и бородой походил на бродягу. Холецкий шёл, сгорбившись, что для его мощной фигуры, казалось, чем-то противоестественным.
Обоих усадили напротив меня. Слева от меня разместился Шарапов, а два дознавателя замерли возле двери.
— Так и будете сидеть, носы свесив? — ровным тоном спросил я.
— Нам нечего сказать тебе, князь, — чуть дёрнувшись, проговорил Холецкий, подняв на меня усталые серые глаза.
— Мы уже все сказали твоим людям, — резко добавил Ласькин.
— Эй, не забывайтесь! — прорычал Шарапов.
Я легко коснулся его плеча. И когда подполковник посмотрел на меня, улыбнувшись, произнёс:
— Спокойней, Семён Егорович. Наши гости просто устали.