Ана Ананас и её криминальное прошлое

Но Олли Нож-для-Огурцов подбил его руку и карточка Ходжи приземлилась на стол:

– Вот так! Попробуйте только сказать что весь анцеторетусный кофе в этом заведении не продаётся!

Но татуированный глист уже закрыл жалюзи и погасил свет.

– Нет такого кофе, – открестился он. – Никакого анцеторетусного кофе я не видел в глаза. До свидания.

– Почему это нет? – вдруг заорал один из барист с выражением лица безумного профессора. – Ну-ка, дети, идите сюда. Жиральдо нальёт вам кофе. Анцеторетусного… Какого хотите!

Музыка стихла. Даже мрачный попугай в клетке и тот повернулся в нашу сторону, словно спрашивая, по какому, собственно, праву мы здесь находимся. В этой тишине Жиральдо рассмеялся профессору прямо в лицо

– Да ни за что, – сказал он. – Чёртов ты сукин сын, Массимильян! Чтобы я детям кофе наливал? Совсем рехнулся.

И добавил специально для Олли голосом, будто вылитым из пластмассы:

– Пока я за стойкой, никакого кофе детям не будет.

После этих слов, бариста погасил свет и выкинул нас из заведения, ухватившись за капюшоны волшебников одной рукой. Ногой он резко дал под зад всем по очереди.

У меня и капюшона-то не было. Поэтому меня схватили просто за шиворот. Я почувствовала себя мешком, полным картофеля. Было жутко обидно.

5

– Всё видела? – то и дело дёргал меня за рукав Ходжа. – Кофейные короли! Будем продолжать раскачивать их дисциплину. Авось всё само развалится так, как в прошлый раз.

– В тот раз с нами ещё был господин Павловский, – грустно вспомнил Барсук.

Он начал пересказывать уже известную историю, как Павловский гнал на тот берег Эльбы рындой некоего Бонго, а девочка по имени Рената плакала ему вслед. В его исполнении история напоминала библейскую притчу. Наконец, Бюдде, зевая, сказал, что всё-же рассчитывал в здешнем заведении на кофе. И сейчас срочно нужно его чем-нибудь заменить. Хотелось спать, а времени уже натикало почти час ночи.

Рядом с «Супеменом Чачей» стояла урна. Олли наподдал по ней ногой. Оттуда вывалился стаканчик. На стаканчике я увидела надпись – «Моча».

– Внимание!! – сказала я. – Моча – смешное русское слово!

Мне захотелось разрядить обстановку. Но обстановка не разряжалась.

– Да хоть в слова играй – зевнул Ходжа Озбей, запихивая капюшон под водолазку.

И мы начали играть в слова. А что ещё нам оставалось, чтобы скоротать вечер до двух часов, пока отец не отправится спать?

– Вот не нравится мне слово «бариста», – рассуждала я, шагая по пустой ночной набережной.

Олли что-то буркнул в ответ из-под своего капюшона. Дескать, что уж тут говорить

Да уж. Странно было, что именно плохого я нашла в обычном слове. Вначале я думала, что это всё из-за двух букв «эр» подряд, но Ходжа меня поправил – с одним «эр» будет правильно, а читаться будет ещё мерзее – бариста!

Наконец мы расположились за давно покинутым посетителями столиком зонтичного кафе и открыли пакет затвердевших от времени леденцов. Барсук вытащил намазной фарш с ремоладом. Олли разрезал пополам затвердевшие вчерашние булочки. Принялись ужинать.

– Бариста – красивое слово, испанское – объяснял Ходжа с набитым ртом.

Олли взглянул на него с такой кислой физиономией, что из неё можно было сварить русские щи без применения уксуса.

– Это слово происходит от слова «бар» и означает человека, который проводит всё время за стойкой. Понимаете, слово комбинированное, заимствованное. Поэтому оно так глупо звучит.

– А как будет по-итальянски «унитаз»? – поинтересовался Барсук.

Ходжа посыпал фарш мармеладками и отправил всё это в рот. Потом он вспомнил, что мармелад не еда, залил весь рот ремоладом и прожевал всё это дело, ни разу не подавившись.

– Зачем тебе? – удивился он.

– Может, я тоже хочу скомбинировать слово, – сказал Барсук и задумчиво подвинул мармелад к себе. – Из унитаза и того, кто проводит всё свободное время на нём…

– А может они всё-таки итальянцы? – перебила я. – Может быть это вообще ненадолго. Потусуются год и уйдут. Найдут свою нишу, как вьетнамцы со своим «Фо»? Или «Фу»?

– Хе, – поправил меня Бюдде. Впрочем, это его «хе» могло быть просто скептическим смешком.

– Никого же не колышет эти вьетнамские кафе, правильно?

Бюдде ещё раз задумчиво повторил свое «Хе». Кажется, его на этом заклинило.

– Ты не понимаешь, – горько сказал Ходжа. – Не надо путать кафе и кофейни. Кафе это просто способ получить удовольствие от еды. А кофейни – начало конца Репербана. К тому же, к этому неизбежно приходишь, когда начинаешь с итальянства. А итальянство всегда было модно в сфере питания. Под его жернова попал даже мой папа. Когда капитан начинал работать в Вуппертале, ему приходилось быть и Жервасией и Киприано. И, видимо, скоро быть ему синьором Киприано опять. Только вот как кофе готовить, совсем непонятно. Он сейчас вообще всё позабыл.

Уже светало. Компанию на пирсе нам составлял флагшток и пьяная чайка.

– Как всё-же будет по-итальянски «унитаз»? – не унимался Барсук, доедая последнюю мармеладку.

– Никак, – рассердился Ходжа.

Он протёр очки и вышел из-за стола: