Ходжа только махнул рукой. А потом побрёл по направлению к «Шиш-Ибрагиму» один.
7
Олли прав, опасно было оставлять Ренату наедине с Дингом. И вообще, жаль, что пришлось уйти. Ужасно интересно узнать, что у них там получится. Но я не могда не уйти. Говорю же, день визитов сегодня был, один чуднее другого. Иначе нельзя. Иначе бы провалилась операция «Дульсинея Тобольская».
Теперь я спешила в гостиницу под названием «Альтерзее Пансион», о которой раньше даже слыхом не слыхивала. Нашла этот чёртов, ни разу не виденный Оттензен, чуть было не сломав глаза о карту. Он оказался где-то в глубине Альтоны, на правом берегу, куда мы заходили относительно редко.
Проходя сквозь череду шумных улиц, я с удивлением смотрела как меняется Гамбург, прямо на глазах превращаясь в ряд уютных домиков, где нет ни единого граффити, а люди сидевшие на асфальте со стаканами пива были рабочими, менявшими этот асфальт.
Подойдя к гостинице, собранной из белых в точку, будто мороженое с шоколадной крошкой кирпичей, я нашла рецепцию и громко сказала: – Романова!
Странно, но это сработало. Никакого смеха в качестве ответной реакции не последовало. Мне просто кивнули и указали рукой вперёд.
Гостиница оказалась ужасным местом. Она больше напоминала больницу, а не гостиницу. Вместо ламп по глазам били самые настоящие лазеры. А чего стоили белые стены и крашеный в лазурь потолок… Я решила, что надо поскорее спасать маму, прозябающую здесь в холодном одиночестве. Но, оказалось, что мама прозябала здесь не одна
– Альма, – представила она подругу. Такую же, между прочим, декоративную даму с ни к чему не обязывающими татуировками. От постоянного смеха зубы подруги периодически вываливались наружу. Лицом она напоминала жизнерадостного осла в губной помаде.
– Наталка, – сказала Альма, на грани жеманности и истерики, едва не оторвав мне руку вместо приветствия.
Я ничего не поняла и переспросила. Мало ли у русских в ходу двойные имена.
– Наталка, – сказала мама.
– Альма, – с гордостью отчеканила Альма Наталка.
Внутри номера было повеселее, чем на проходной. Но всё-таки слишком светло. Мел падал с потолка прямо на голову. Окна были какие-то перепотевшие. Кухня была расположена прямо в номере. На плитке пердел суп. Он напоминал утонувший
пасхальный венок из лиственницы и источал резкий гороховый аромат. Кроме того, от супа немного отдавало одеколоном.
– Знаешь, что меня Анька попросила вчера купить? Кетчуп. Карри, вот так! – похвасталась мама.
– Карри это не кетчуп, – тихонько уточнила я.
– Тихий ужас, – ахнула Альма Наталка.
Она подняла меня к лампе, посмотрела в глаза и сказала:
– Забудь эту дрянь. Ешь твёрдое сырым, а горячее в жидком виде.
Я вывернулась из её рук на манер кота и крепко ударилась плечом об угол кровати. Декоративная мама радостно вытащила дорогой телефон и сфотографировала меня сразу с трёх ракурсов, прямо как в полицейском участке.
– Пишу в газету, Алька – сказала она. – Кровати у них никуда не годятся. Родной ребёнок шею себе чуть не сломал.
– А мой лабрадор, помнишь? – с воодушевлением подхватила Альма Наталка. – Мой лабрадор слопал пчелу в таком вот отеле. И негр за столиком сказал, что пчёл надо уважать! Ух, как я всё разнесла. Ни одного приличного отзыва не оставила.
Всё ещё не уверенная в том, что я правильно понимаю русский Альмы Наталки, я огляделась по сторонам в поисках лабрадора.
Но Альма успокоила меня, сказав, что лабрадор давно умер.
«Наверное, супу поел», – невольно подумала я, вдыхая почвяно-лиственный аромат из кастрюли.
Суп как раз подоспел. О том, чтобы его пробовать не могло быть и речи. Однако, мама потребовала:
– Ешь, я старалась.
Нахохлившись, я собрала со стола весь имбирь и мрачно запихала его в рот. Рот тут же обожгло. Я закашлялась.
– Прелесть какая, – умилилась Наталка. Она сидела на диване с ногами и красила ногти в зеленый цвет. – У тебя прекрасная дочь. Настоящий Маугли.
– С этим Маугли мы ещё разберёмся, – нахмурилась мама, отнимая у меня остатки имбиря – Как только найдём отца. Где он вообще шляется? Не могу найти ни на улице, ни в телефонной книге. Прячется от меня что ли? Пускай попрячется, гадский Романов. Ещё одно интервью и на всю жизнь перестанет.
– Папа не на улице. Он дома, – сказала я, подчёркнуто вежливо. – Сегодня же воскресенье.
Декоративная мама расхохоталась. Альма Наталка сказала:
– В воскресенье надо гулять всей семьёй! Совершать прогулки, понимаешь?
Покупки! Поездки за город. Понимаешь?
– Оттензен и так за городом… – буркнула я
– Хватит, – сказала мама – Ешь мой полезный суп и пошли гулять. Времени мало. Ещё к адвокату переться.
Полезный суп пришлось съесть. С него меня вытошнило прямо на кожаный диванчик. На фоне требухи, зелёнки и каких-то семян я была немедленно сфотографирована «для газеты».
8
У русского адвоката мне стало ещё фиговее, чем в этой гостинице. Сам он был тут совершенно не причём. Это всё из-за дурацкой мамы с дурацкой Наталкой.