Ана Ананас и её криминальное прошлое

Русский адвокат проживал в весьма аккуратном отдельном домике. Для Оттензена это, наверное, нормально. На дверях было написано «Государственный человек – Фрайданк». Прелесть, а не домик.

Перед тем, как затащить меня к государственному человеку, мама выдула два апероля под зонтиками. Потом она сфотографировала на фоне бокалов себя, меня и Наталку

– За клуб путешественников, – сказала мама. – Чем отзывы будут нахальнее, тем нам с тобой лучше.

– Тройбан им. С минусом. За отсутствие сервиса, – булькнула Альма Наталка: – за коктейль, который был не коктейлем.

Я сделала вид, что интересуюсь меню. Притворилась, что искала в этом меню ошибки. Помучавшись немного, я действительно обнаружила редкую ошибку на артикли и моё настроение поднялось. Я вытянула ногу вперёд, победно рыгнув так, что зонтики заколыхались без ветра. Альма Наталка от неожиданности чуть было не подавилась аперолем. Это был уже третий её апероль в этом кафе и четвёртый за сегодняшний день.

– Не делай так больше, Маугли, – строго сказала Наталка.

– Девочке скучно, – сказала декоративная мама железным голосом – Не скучай, Анечка. Сейчас дела сделаем и пойдём веселиться…

Когда мы зашли за ограду с надписью «Государственный человек – Фрайданк», я надеялась, что веселье уже в самом разгаре. Но не тут-то было. Перед тем, как войти, пришлось собрать мусор, который вывалился из ведра после того как Альма наподдала по нему, как по мячику. Мама укоризненно скривилась. Но Альма Наталка сказала, что давно хотела так сделать. Дескать, пряничные немецкие домики нагоняют на неё тоску.

Домик и вправду был пряничным. Мы шли на звук, ориентировались по картинам на стенах – те были подобраны так, чтобы соответсвовать направлению к выходу и туалету. При этом, в воздухе звучало две мелодии одновременно. Одна шла по телевизору, вторая откуда то сверху лилась. В конце концов, мы вошли в комнату, где сидел адвокат, прикрыв глаза, отдыхая. При виде адвоката мама просто расцвела. Пожалуй, она даже стала ещё декоративнее, чем обычно

– «Таблетка» и «Увлеченьице». Какая прелесть. Сделайте погромче, пожалуйста.

Пусть это звучит, – хихикнула она.

«Государственный человек Фрайданк» смотрел на маму как на распустившуюся розу.

– Чёрт побери, – сказал он по-русски – Вы и есть та Романова, значит? Дайте автограф…

– Всегда пожалуйста, – усмехнулась моя декоративная мама.

За автографом последовал серьёзный разговор. Фрайданк, будто учитель в школе зачитывал что-то вслух и сыпал терминами, которые мама не слушала. Открывая папку за папкой, распечатывая факсы он помеча жёлтым текстовыделителем разнообразные бумаги. Их он совал их маме под нос, а она элегантным жестом их отодвигала обратно. На всю катушку орал Развлеченьице. Пищала Таблетка. Может быть и наоборот. Русскую музыку я так толком не выучила..

– Посмотрите, не правда ли у меня прекрасная дочь? – монотонно говорила мама после каждого параграфа, зачитанного адвокатом. Альма Наталка стояла под портретами адвоката в компании всяких благородных людей и зверски, по-лошадиному улыбалась.

Спустя час, адвокат Фрайданк выключил экран у компьютера. Он пошевелил пальцами в знак того, что он закончил.

Мама стала вести себя совсем странно.

– Сколько шансов скажите сразу, мой лучший друг? – взяла она адвоката за галстук.

Она задышала ему аперолем прямо в лицо.

Адвокат Фрайданк скинул её руки и попятился. – Никаких, ээ…

– Но всё же, цыпа?

– Никаких шансов, – окончательно взял себя в руки государственный человек Фрайданк

– Ты продолжаешь закрывать камеру спиной, дорогая? – обернулась к Наталке декоративная мама. Та кивнула. Мама сняла кофту, оставшись в одной футболке, почёркивающей все выпуклости. Одежда гармонировала с её змеисто-тюльпанными, вовсе ни к чему не обязывающими татуировками.

– Это не камера, – устало заметил адвокат. – Это система пожаротушения номер один.

– А я тебе что говорила? – Альма улыбнулась шире, чем обычно. Я испугалась, что её зубы вот-вот посыпятся изо рта.

– Что я говорила то? Зачем тут камера? Это же не тюрьма!

Мама пожевала губами.

– Думала, она реагирует на коктейль, – задумчиво сказала она. – Из кафе напротив. Может быть, мы спустимся туда, обойдёмся без системы пожаротушения?

Альма Наталка ударила себя по шее двумя пальцами и громко пропела: «Ай не не». Я уже знала, что это значит. «Ай не не» и удар по шее Наталки – это приглашение к серьёзному разговору. Но адвокат заорал:

– Выйдите!

И вытолкнул Наталку в коридор.

– Бедный ребёнок, – обратился адвокат ко мне, вынимая из ящика стола полосатую рождественскую конфету. Он то и дело поглядывал на систему пожаротушения номер один. Наконец, он взглянул на часы и наклонился к маме. Он понюхал её волосы и зашептал её на ухо комплименты. Именно в тот момент мне приспичило заниматься русским языком. Разумеется, я не не могла не прислушаться к тому, что говорит на ухо адвокат. Жаль, плохо слышно было.

– Я на вашей стороне, дорогой друг, – услышала я, – просто потому, что я старый социалист и ненавижу жителей этого буржуазного города.