Ана, несовременный роман

– Ладно! – Бут свои веселые искорки в глазах погасил. – Я потихоньку начинаю понимать, о чем твой Узор. Но только начинаю. Ты лучше скажи, куда твоя теория тебя привела? Или что дала тебе?

– Боюсь, никуда особенно не привела и мало чего дала. Только… только я начал лучше понимать, что отличает, ну скажем, Баха, Иоганна, от типичного хомо сапиенс. И только.

– И что же?

– Хома приходит в буйный восторг, когда ему удается увидеть одну точку Узора. Он помнит встречу с прекрасным много лет. А Бах – для него точка ничто, он скользит по линиям так легко, будто с детства привык их видеть, как мы видим это окно.

– А Моцарт?

– Почему ты спросил?

– Просто.

– Это не просто. Почему Моцарт?

– Ну, я ничего не понимаю в музыке, но мне кажется, что он намного ближе к Абсолюту, или, если хочешь, к Узору, чем все остальные.

– Ты понимаешь! – Кай чуть наклонил голову. – Понимаешь. Потому что так оно и есть. – Взгляд исподлобья. – Только об этом знают далеко не все. На Моцарте висит такой же ярлык – «Здесь живет великий композитор!» – как на Бетховене, Гайдне и прочих. Даже на Элтона Джона его вешают. Ярлык один для обывателей и, как ни странно, для многих музыкантов, профессионалов. Это чертовски странно, что они не знают. Амадей – единственный, кто не просто видит узор, не просто скользит по его линиям. Он его творит.

– Хм.

– Думай как хочешь.

Бут коротко наклонил голову и повел влево-вправо так, что косточки в позвоночнике хрустнули.

– То есть не только близок к Богу, но и сам есть Бог? Отчасти?

– Отчасти, точнее не скажу. Не понимаю, не вижу всей картины. И знаешь, лет пятьсот назад нас за подобные речи сожгли бы на костре.

– А полвека назад дали бы по десять лет без права переписки.

– Ну и что? Реабилитировали… бы.

– Да. Бы. А теперь давай – домой. Думать о небесном полезно, но о земном еще полезнее. Лекарства, витамины, здоровая еда. Сеанс окончен.

VI

Ана чувствовала себя дурой – уже больше часа ждала подругу в кафе. Но, против обычного, чувствовать себя дурой было не обидно. Кофе давно остыл, Ана потребляла его мелкими глотками, одной чашки хватило на час. Улыбалась и хмурилась, вспоминала все страшное и не страшное, что так встряхнуло ее застоявшуюся жизнь.

Подруга позвонила и сказала, что вообще не придет – такие пробки, что в центр не прорваться. Врет, наверное. Но бог с ней. И без нее хорошо.

– Привет!

Ана посмотрела на того, кто сказал «привет». Не узнала. Может, просто подбивает клинья? Хорошо, что сейчас это неважно. Мужик классный, даже стильный – дорогие джинсы, замшевая куртка с бахромой. Нечто художественное. Где ты раньше был, милочка?

– Ты не помнишь, где мы встречались?

– А мы встречались? – Ана вздернула брови и сразу нахмурилась: «Черт, начинаешь кокетничать, нет чтобы сразу отшить».

Джинсы с курткой и бахромой присели за Анин столик. К ним добавилось холеное, но не наглое лицо. Правильные черты, карие глаза, высокий лоб, густые черные волосы с падающей на глаза прядью, чуть тронутой сединой. Волевой тяжелый подбородок. Достоинство! В манерах, во взгляде. Почти плейбой 007. На правой руке пара платиновых колец без камней, но с искусной насечкой, на безымянном и мизинце. Ноль-седьмой постоянно подкручивал оба кольца, видно, это помогало ему жить. И в этом тоже чувствовался стиль, немного необычный.

– Встречались. Точно. Только я не могу вспомнить где.

– Понятно. Схема знакомства номер три.

– Курить можно?

– Можно.

Незнакомец достал пачку легких сигарет. Такие же курил Буддист – не сигареты, а вкусное баловство. Щелкнул стальной зажигалкой.

– Вспомнил. Ты – Ана. Как видишь, никакой схемы номер три. В конце прошлого года я фотографировал интерьеры для твоей фирмы.

– Черт! – «Точно, дура! Твоя профессия – помнить лица. Видно, их слишком много». – Прости. Тебя, кажется…

– Не напрягайся. Меня, кажется, Вик.

– Что Вик?

– Зовут Вик. Можно Виктор. Но лучше – просто Вик.

– Забавно, – Ана успела заразиться от Буддиста несколькими словами.

Вик не стал спрашивать, что забавно. Не похож на ресторанного клопа, которому снять тетку – первое удовольствие. Уверен в себе, очень уверен. Но почему-то задумчив. Повернулся к официантке и знаком попросил кофе, нарисовал в воздухе букву «Э» и показал два пальца. Официантка кивнула – понятно, двойной эспрессо. Либо поняла шифр, либо уже знала.

– Я так и не понял, что ты делаешь в этой фирме? Ты – не совсем главная, но рядом. Заместитель?

– Скорее, помощница. Работаю с персоналом.

– Во как. А с ним надо работать?

– Еще как!

– Не понимаю.

– Считай, что у нас большой детский сад. А я – воспитательница.

– Теперь понимаю. – Вик улыбнулся совершенно очаровательной улыбкой, как у Крошки Енота. У него были зубы ровные, желтоватые. Кофе и сигареты. – Если ведут себя плохо, ставишь в угол. Или – без сладкого?

– Когда как.

– Ты их что, не любишь?

– Люблю, по-своему.

– А почему так скупо?

– Военная тайна.

Ана собралась уходить и раскрыла сумочку, чтобы расплатиться. Вик перехватил ее руку. Очень мягко, не противно.

– Я тебя не держу, но не надо меня обижать.