Анабиоз

Там нет ада, если ада нет внутри? А откуда этому бородатому знать, что у меня внутри? Да я сам этого до конца не знаю. И это незнание пугает. Может, у меня внутри еще больший ад, чем у Бориса. И сейчас он вырвется наружу без всякого «там». Вырвется и похоронит этого недоделанного Будду.

Я стиснул кулаки.

Антон стоял рядом, спокойный, как танк.

Я почувствовал, что теперь ударю. Кулаком. В лицо. Со всей силы, которой сейчас больше, чем когда бы то ни было. Ударю, а потом буду бить. Долго. Много. В кровавый фарш. Пока хватит сил…

Кто-то мягко взял меня за руку.

Рядом стояла Марта.

— Тихо, Глебушка. Тихо. Идем. Идем отсюда.

Она потянула меня, и я пошел. Спотыкаясь и запинаясь на каждом шагу. Не соображая, куда и зачем иду.

— Идем. У тебя там женщина. Она тебя ждет. Она тебя обязательно ждет, Глебушка. Не может не ждать. Если бы я была на ее месте, я бы ждала. Идем, мой хороший.

Она говорила и говорила. И, кажется, плакала.

Мы шли. Сколько? Не знаю. Наверное, недолго. Впереди знакомо золотился воздух. За этой светлой пеленой высилась готическая громадина МИДа.

— Идем, Глебушка. Идем.

Свет приближался, становился ярче.

— Идем. Тебе надо, надо идти. Тебя ждут.

Стена наливалась силой, светила нестерпимо. Я остановился. Марта стояла рядом и плакала. Улыбалась сквозь слезы, но губы кривились, дрожали.

— Знаешь, что я думаю, Макиавелли? Ни хрена мы не сдохли, — всхлипнула она. — А может, и надо было бы. Как думаешь, что тот мужик увидел?

— Какой мужик? — не понял я.

— Идем. Тебя ждут.

И она шагнула в свет.

Да, меня ждут. Меня ждет Эля. Там, за стеной. Осталось совсем немного.

Я закрыл глаза и пошел вперед. Свет стал нестерпимым, он слепил даже сквозь сомкнутые веки, пронзал насквозь…

А потом вдруг пощадил. Сделался глуше, отступил.

Я огляделся.

Марты рядом не было.

ГЛАВА 11 Ад

Золотистая стена света разбивала площадь надвое. Высотка МИДа молчаливой пирамидой возносилась в грозовое небо. Казалось, шпиль вот-вот вспорет слишком низкую тучу, и оттуда ливанет. Но дождя все не было. В воздухе висел приторный запах умирающего лета. Легкий вихрь кружил над ярко-белой «зеброй» газету. Свежую, будто отпечатанную только вчера.

Марты не было.

Она вошла с той стороны, вместе со мной. А с этой не вышла.

У каждого своя стена.

Что ты увидела, непокорная, хрупкая девчонка, так не вовремя научившаяся жалеть и верить? Эти же новенькие машины и нетронутые здания? Этих же темных призраков, стоящих в очереди в кассу за стеклом гастронома, которых вижу сейчас я?

Вряд ли.

Ты шла к другим призракам. К своим. Шла по натянутой до бритвенной остроты струне, ведущей тебя из детства. Вон из скомканного, так толком и не прожитого детства.

Марты больше не было. Точнее, она была, конечно, но уже не рядом, а где-то далеко, за своей персональной стенкой.

Ждать не имело смысла.

Я обогнул блестящую легковушку, припаркованную на пятачке возле выезда на Садовое, и неторопливо пошел по Арбату. Не хотелось оборачиваться, не хотелось смотреть по сторонам, не хотелось думать. Ни о чем. Хотелось идти вперед и просто знать, что каждый шаг немного приближает меня к родному человеку. К Эле.

Строптивая девчонка Марта была чертовски права: меня ждут…

Дверь Макдональдса распахнулась и оттуда выскользнула парочка. Молодой парень с девушкой, под руку. Я, не сбавляя хода, повернул в их сторону, и парочка рассыпалась ворохом янтарных искр. Лишь два темных силуэта еще некоторое время двигались по инерции. Потом исчезли и они.

Четвертый слой. Непостоянный. Лживый.

По-прежнему зверски хотелось есть, но я заставил себя пройти мимо забегаловки. Почему-то не покидала уверенность, что картошка-фри или гамбургер, попробуй только к ним прикоснуться, рассеются золотистым дымом. Ерунда, скорее всего, но проверять желания не возникало.

Интересно, а я для других тут тоже кажусь призраком? А что, если Эля…

Я со злостью выгнал мысль из головы и зашагал быстрее. Главное, чтобы она не ушла далеко от дома. Ведь наверняка не все здесь иллюзорно, можно что-то есть и пить. Здания же вон стоят. Деревья растут. Машины целехонькие. Значит, и какие-то продукты должны были сохраниться.

В ушах до сих пор звучало эхо выстрела. Перед глазами все еще стоял звериный оскал Бориса. От куртки пахло пороховой гарью и сырой землей…

Я остановился. Шумно и долго выдохнул. С остервенением содрал с себя грязную куртку. Бросил на асфальт. Она вздрогнула, будто погибая, и замерла бесформенным комом возле ноги.

От памятника Окуджаве отделились три тени и двинулись в мою сторону. Я даже не пошевелился. Что могут сделать эти лишь наполовину настоящие призраки? Избить? Маловероятно. Душу вынуть? Так поздно уже. Вынули и обратно заправили. Кое-как. Наспех.

Тени делались все насыщенней, на ходу обретали форму, их движения становились похожи на человеческие. Метров с пяти можно уже было различить лица. Неформалы. Вечный контингент Арбата. Две девки и долговязый парень — лет по двадцать, а может, и меньше. По прикиду они напоминали Марту, но только внешне. Между этими балбесами и пропавшей в стене света девчонкой была бездна.