Анафем

— Точно так же, как я могу описать границу мясо-воздух, я могу описать разницу между стлой, мясом и воздухом, а потом объяснить Геометру, что Ороло замотан в стлу.

— Здесь ты делаешь допущения! — укорил меня Ороло.

— Какие?

— Предположим, Геометр, с которым ты говоришь, воспитан в том, что у его цивилизации соответствует булкианству. Он скажет: «Погоди, ты не можешь на самом деле знать, ты не вправе делать такие допущения о вещах в себе — только о своём восприятии».

— Верно.

— Так что ты должен переформулировать своё высказывание в терминах данных, которые у тебя и впрямь есть.

— Ладно. Вместо того, чтобы говорить: «Ороло завёрнут в стлу», я скажу: «С того места, где я стою, я вижу по большей части стлу, из которой выступают части Ороло — руки и голова». Но я не вижу, чем это важно.

— Важно тем, что Геометр не может стоять там же, где ты. Он должен стоять где-то ещё и видеть меня под другим углом.

— Да, но стла обёрнута вокруг всего твоего тела!

— Откуда ты знаешь, что я сзади не голый?

— Потому что видел стлы и знаю, как их носят.

— Но будь ты Геометром, ты бы видел её впервые...

— Я всё равно мог бы заключить, что сзади ты не голый, потому что тогда стла висела бы иначе.

— А если я сброшу стлу и останусь голым?

— Что тогда?

— Как ты опишешь меня Геометру? Что предстанет твоим глазам и его?

— Я скажу: «С того места, где я стою, видно только кожу Ороло. Для того места, где стоишь ты, о Геометр, сказанное, вероятно, тоже справедливо».

— Почему это вероятно?

— Потому что без кожи твои кишки выпали бы, а кровь вылилась. Поскольку я не вижу за тобой лужи крови и кучи кишок, я могу заключить, что твоя кожа на месте.

— Так же, как заключил, что стла охватывает меня целиком по тому, как висят её видимые части.

— Да. Наверное, это общий принцип.

— Что ж, сдаётся, процесс, который ты называешь сознанием, сложнее, нежели ты думал вначале, — сказал Ороло. — Надо извлекать данные из редкой мглы вероятностных волн в вакууме...

— То есть видеть предметы.

— Да, и уметь интегрировать полученные данные в устойчивые объекты, которые можно держать в сознании. Но и это не всё. Ты видишь только одну мою сторону, но постоянно делаешь заключения о другой: что стла продолжается мне за спину, что у меня есть кожа, — заключения, отражающие изначальное понимание теорических законов. Ты не можешь сделать эти заключения без мысленных экспериментов: «Если бы стла не была обёрнута вокруг всего тела, она бы висела иначе», «Если бы у Ороло не было кожи, кишки бы вывалились». В каждом из этих случаев ты с применением известных тебе законов динамики исследуешь маленькую контрфактуальную вселенную у себя в голове, вселенную, где стлы и кожи на месте нет. И ускоренно проматываешь эту вселенную, как спиль, чтобы посмотреть результат.

Ороло отхлебнул воды и продолжил:

— И это не единственный трюк, который ты проворачиваешь в голове, когда описываешь меня Геометрам. Ты постоянно учитываешь тот факт, что вы с Геометром видите меня с разных точек зрения, получаете разные данные. Ты со своего места видишь родинку у меня на носу слева, но тебе хватает ума понять, что Геометр её со своего места не видит. И тут тоже твоё сознание выстраивает контрфактуальные вселенные: «Если бы я стоял там же, где Геометр, я бы не видел родинку». Твоя способность мысленно встать на место Геометра — вообразить себя кем-то другим — не пустая вежливость. Это изначальное свойство сознания.

— Погоди, — сказал я. — Ты утверждаешь, что я не могу предсказать неспособность Геометра увидеть родинку, пока не выстрою в воображении копию всей вселенной?

— Не совсем копию, — отвечал Ороло. — Почти копию, в которой всё такое же, кроме твоего местоположения.

— Мне кажется, тот же результат можно получить куда проще. Я помню, как ты выглядишь с той стороны. Я вызываю в памяти этот образ и говорю: «Хм, родинки не видать».

— Мысль вполне разумная, — сказал Ороло, — но предупреждаю: она мало что тебе даст, если ты хочешь выстроить простую и понятную модель работы сознания.

— Почему? Я всего лишь говорю о памяти.

Ороло хохотнул, но тут же взял себя в руки.

— Пока мы говорили только о настоящем. О пространстве, не о времени. Теперь ты хочешь приплести к разговору память. Ты предлагаешь выдернуть воспоминание о том, как ты воспринимал нос Ороло с разных углов в разное время: «Вчера за ужином я сидел справа от него и не видел родинки».

— Вроде ничего сложного, — сказал я.

— Спроси себя, что позволяет твоему мозгу проделывать такие штуки.

— Какие такие?

— Взять данные, полученные как-то за ужином. Взять данные, полученные сейчас... секунду назад... две секунды назад... но всегда сейчас! И сказать, что все они об одном человеке — Ороло.

— Не вижу тут ничего особенного, — сказал я. — Обычное распознавание образов. Синапы с ним справляются.

— Справляются, говоришь? Давай пример.

— Ну... наверное, самый простой пример... — Я огляделся и заметил высоко над головой след воздухолёта. — Радар, следящий в небе за несколькими воздушными судами.

— Расскажи мне, как это происходит.