Анафем

Фраа Ландашер держался молодцом, спрашивал — твёрдо, но спокойно, — кто здесь главный, по какому праву военные вторглись в матик («И кстати, в каком законе говорится об инопланетных спускаемых аппаратах?») и так далее. Однако солдаты были в костюмах, предназначенных для химической и бактериологической войны, что не облегчало диалог, а Ландашер плохо знал местные правовые нормы. Он мог бы выстроить блистательную юридическую оборону шесть тысяч четыреста лет назад, но не сейчас.

Четверо военных с особыми знаками различия, наспех приклеенными липкой лентой, подошли к аппарату и начали распаковывать оборудование. Двое взобрались налеса, выгнали из капсулы осматривавшего её фраа и принялись сами брать образцы и снимать фототипии.

В том, что военные первым делом направились к аппарату, не было ничего странного. Между собой они говорили свободно, потому что в спецкостюмах была беспроводная связь, но нас почти не слышали. Если солдаты и обращались к нам, то лишь с приказаниями, а если слушали, то даже не скептически, а так, будто офицеры всех предупредили заранее, что инаки попытаются их околдовать. Те, что залезли в капсулу, могли бы заметить красную жидкость, но в полумраке, на тёмной обивке амортизационного кресла, занимавшего почти всю кабину, она была не так видна, как, возможно, кажется из моего прежнего описания. Лицевые щитки шлемов постоянно запотевали, руки в перчатках не чувствовали липкую влагу, воздушные фильтры не пропускали запахи. Я стоял рядом с аппаратом, постепенно привыкая к тому, что на мне ошейник, и внезапно подумал: военным невдомёк, что в кузовиле ста футами дальше лежит мёртвая геометриса. Миллиард жителей Арба видели передачу с Самманновой жужулы по авосети. Военные в своей надёжной, изолированной сетке — нет. Мы с Ороло, Самманном и Корд поняли это одновременно и весело переглянулись.

На некоторое время всех отвлёк Юл. Он отпихнул солдата, хотевшего надеть на него ошейник, а когда тот поднял автомат, настоял, что наденет ошейник сам. Однако, едва солдат отошёл, Юл стащил ошейник через голову — шея у него была мощная, а голова — маленькая. Правда, Юл порезал себе уши и поцарапал кожу на затылке, но справился. Получив моральное удовлетворение, он надел ошейник обратно.

Наконец офицер увидел небольшую толпу неокольцованных инаков возле Гнелева кузовиля и отправил туда взвод. Судя по всему, мы могли перемещаться свободно, если не мешаем военным и не пытаемся сбежать, поэтому я двинулся за солдатами на удалении, которое, я надеялся, они сочтут почтительным.

Инаков в ошейниках сгоняли к ступеням храма. Шеренга солдат прочёсывала площадь теглона, подбирая битые плитки и всё остальное, что могло разлететься и кого-нибудь изувечить при посадке воздухолётов. Большой аппарат вертикальной посадки висел над нами, ожидая, когда расчистят площадь. Я решил, что нас хотят затолкать в воздухолёты и увезти в какое-то место содержания под стражей, и сказал себе, что постараюсь как можно дольше не попадать на борт.

Командир взвода не выказал ни малейшего интереса к тому, чем полдюжины инаков заняты у кузовиля, просто велел всем отойти от машины и построиться в шеренгу, чтобы надеть на них ошейники. Инаки растерянно подчинились. Солдат обошёл кузовиль, проверяя, не остался ли там кто-нибудь. Он увидел тело, сорвал с плеча автомат — его товарищи разом повернули головы, — затем успокоился и снова закинул автомат за спину. Он медленно подошёл к машине (по его движениям как-то угадывалось, что он говорит со своими по беспроводной связи). Командир взвода обратился к сууре Малфе — очевидно, врачу, поскольку она была вся заляпана кровью:

— У вас есть пострадавший?

— Да.

— Требуется ли вам?..

— Она мертва, — отвечала суура Малфа. — Врач нам не нужен.

Она говорила резко, чуть иронично. До неё, как раньше до меня, дошло, что солдаты ничего не знают. Спроси они нас, мы бы ответили: мы бы рассказали столько, что они бы устали слушать. Однако они не спросили. Их не интересовали наши знания, наше мнение. И мы — инаки — дружно решили: «Ах так? Ну и катитесь вы все!..»

Солдаты принялись надевать ошейники на Малфу и её помощниц, но вдруг разом замерли. Некоторые поднесли перчатки к шлемам. Я обернулся и увидел, что все военные на площади и вокруг аппарата ведут себя так же. Моя первая догадка была, что игры закончились: какой-то генерал, смотрящий гражданскую авосеть в кабинете за тысячу миль отсюда, орёт по связи, что в кузовиле — мёртвый инопланетянин. Сейчас все солдаты ринутся к нам.

Вместо этого они разом посмотрели на небо.

Что-то происходило.

Зависший над нами воздухолёт тоже получил сообщение: рёв двигателей изменился, машина пошла вбок, одновременно набирая высоту.

Солдаты у кузовиля переглядывались, не забывая посматривать наверх.

— Эй! — крикнул я. — Эй! Посмотри на меня!

Командир взвода наконец повернулся ко мне лицевым щитком.

— Мы ничего не слышим! — заорал я. — Что происходит?

— ...бу-бу-бу-бу... ЭВАКУАЦИЯ! — сказал он.