Анафем

— Она есть в модели, которую мы обсуждали. Ничего добавлять не надо. Мы уже видели, как слабые сигналы, усиленные особыми структурами нервной ткани и общества, состоящего из мыслящих существ, производят в повествовании — в конфигурации космоса — куда большие изменения, чем конкретный сигнал. В ответ на слабые сигналы мировой путь изгибается, меняет курс, и по поведению мирового пути можно отличить космос, населённый мыслящими организмами, оттого, в котором их нет. Однако вспомним, что сигналы проходят только между соседними космосами. Вот вам и положительная обратная связь! Интерференция направляет мировые пути космосов, в которых есть сознание: мировые пути, лежащие ближе друг к другу, интерферируют сильнее.

— Значит, положительная обратная связь притягивает мировые пути друг к другу? — спросила Игнета Фораль. — И здесь объяснение вопросу, почему Геометры похожи на нас?

— И не только этому, — вставила суура Асквина, — но и кноонам, ГТМ и всему остальному, если я не ошибаюсь.

— Я выступлю как типичный лорит, — сказала Мойра, — и предупрежу, что «обратная связь» — бытовой термин, охватывающий большой спектр явлений. Целые отрасли теорики изучают поведение систем, демонстрирующих то, что в быту называют обратной связью. Чаще всего системы с обратной связью идут к вырождению — такому, как рёв из громкоговорителя или полный хаос. Очень немногие такие системы сохраняют стабильное поведение — вообще какое-либо поведение, на которое вы или я можем посмотреть и сказать: «Гляньте, она сейчас делает то и это».

— Этость! — воскликнул Ж’вэрн.

— С другой стороны, — продолжала Мойра, — системы, сохраняющие стабильность в мятущейся вселенной, как правило, должны иметь для этого какую-то обратную связь.

Игнета Фораль кивнула.

— Значит, если постулированная фраа Джадом обратная связь сближает космосы — наш и четырёх планет ПАКДа, — то это не абы какая обратная связь, а особая, исключительно тонко отрегулированная её разновидность.

— То, что устойчиво существует либо вновь и вновь возникает в сложной системе, зовётся аттрактором, — сказал Пафлагон.

— Тогда, если верно, что теорема Адрахонеса и некоторые другие теорические концепции у нас с ПАКДом общие, — сказал Лодогир, — то они не более чем аттракторы в той системе с положительной обратной связью, которую мы описываем.

— Или не менее, — сказал фраа Джад.

Мгновение все молчали из уважения к величию момента. Лодогир и Джад смотрели друг на друга через стол. Мы ждали, что произойдёт.

Процианин и халикаарниец готовы были согласиться между собой.

И тут Ж’вэрн всё испортил. То ли он не понимал, что происходит, то ли просто ГТМ не так уж его интересовал. Он хотел говорить только про миску Атаманта.

— Атамант, — объявил Ж’вэрн, — изменил свою миску.

— Простите? — спросила Игнета Фораль.

— Да. Тридцать лет на дне у миски была царапина. Это подтверждено фототипиями. Затем, в последний год размышлений, незадолго до смерти, Атамант заставил царапину исчезнуть.

Наступила полная тишина.

— Переведите на поликосмический язык, пожалуйста, — попросила суура Асквина.

— Он нашёл путь в космос, такой же, как тот, в котором жил сам, за одним исключением — там миску не поцарапали.

— Но есть же записи — фототипии, — что она была поцарапана.

— Да, — сказал Ж’вэрн, — значит, он попал в космос, содержащий непоследовательные записи. И в этом космосе мы сейчас.

— И как ему это удалось? — спросила Мойра таким тоном, словно уже угадала ответ.

— Либо он изменил записи, либо переместился в космос с другим будущим.

— Либо он был ритор, либо инкантер! — выпалил мальчишеский голос. Барб, как всегда, сказал то, чего не смели произнести остальные.

— Я спрашивала о другом, — сказала Мойра. — Как именно он это сделал?

— Он отказался раскрывать свой секрет, — ответил Ж’вэрн. — Полагаю, некоторым из присутствующих есть что сказать по этому поводу.

И он оглядел всех сидящих за столом, но особенно — Джада и Лодогира.

— Если и так, они скажут это завтра, — объявила Игнета Фораль. — Сегодняшний мессал окончен.

Она, яростно глядя на Ж’вэрна, встала из-за стола. Эмман вбежал из кухни и схватил её рюкзак. Госпожа секретарь поправила на груди бирку, словно кулон, и вышла в сопровождении сервента, кряхтящего под тяжестью двух рюкзаков.

У меня были грандиозные планы на время, освободившееся благодаря выигранному пари. Замыслов накопилось столько, что я не знал, с какого начать. Я пошёл в келью за своими записками, сел на лежанку, а когда открыл глаза, было уже утро.

Впрочем, ночь прошла не зря: я проснулся с идеями и намерениями, которых у меня не было вчера. В свете последних разговоров напрашивалась гипотеза, что, пока я лежал в забытьи, моё сознание усиленно шарило по соседним областям Гемнова пространства, исследуя альтернативные версии нашего мира.

Я разыскал Арсибальта. Он в отличие от меня не выспался и бурчал, пока я не поделился с ним частью того, что надумал, если «думать» — правильный глагол для описания процесса, происходившего помимо моей воли в сонном мозгу.