Анафем

Я вздохнул, как всегда, когда попадался в расставленный Ороло капкан.

– Или, – продолжал он, – возможна пробуксовка времени – разрыв между причинно-следственными областями?

– Итак, возвращаясь к твоей беседе с мастером Флеком. Ты хочешь меня убедить, будто проверял, не прошла ли по ту сторону тысяча лет за наши десять?!

– А почему бы и не проверить? – Тут у него стало такое лицо, будто он хочет что-то сказать. Хитроватое. Я не стал дожидаться и спросил сам:

– О. Это как-то связано с твоими россказнями про бродячий десятитысячелетний матик?

Когда мы были совсем юными фидами, Ороло как-то поведал, будто прочёл в хронике такую историю: однажды где-то в земле открылись ворота, вышел инак и объявил себя десятитысячелетником, отмечающим аперт. Это было смешно, потому что иначество в нынешней форме существовало (на тот момент) три тысячи шестьсот восемьдесят два года. Мы решили, что Ороло рассказал свою байку с единственной целью: проверить, слушаем ли мы урок. Однако, возможно, он подводил нас к чему-то более глубокому.

– За десять тысяч лет, если взяться, можно многое успеть, – заметил Ороло. – Что, если ты нашёл способ разорвать всякую причинную связь с экстрамуросом?

– Но это, прости, полная чушь! Ты их чуть ли не в инкантеры записал.

– И всё же, в таком случае матик становится обособленной вселенной и время в нём больше не синхронизировано с остальным миром. И тогда возможен разрыв причинно-следственных областей…

– Отличный мысленный эксперимент. Я понял. Спасибо за кальк. Только скажи: ты ведь на самом деле не ждёшь увидеть признаки РПСО, когда ворота откроются?

– К тому, чего не ждёшь, – отвечал он, – надо быть особенно внимательным.

– Есть ли в ваших вигвамах, шатрах, небоскрёбах или в чём там вы живёте…

– По большей части в трейлерах без колёс, – сказал мастер Кин.

– Отлично. Есть ли в них вещи, которые умеют думать, хоть и не люди?

– Когда-то были, потом они перестали работать, и мы их выкинули.

– Умеешь ли ты читать? Именно читать, а не просто разбирать логотипы.

– Ими больше не пользуются, – сказал Кин. – Вы ведь про значки? Не стирать в отбеливателе и всё такое? Ну, на трусах.

– У нас нет трусов. И отбеливателей. Только стла, хорда и сфера. – Фраа Ороло похлопал рукой по ткани у себя на голове, верёвке у себя на поясе и шару у себя под задом. Убогая шутка на наш счёт, призванная успокоить мастера Кина.

Кин встал и тряхнул плечами, сбрасывая куртку. Тело у него было худощавое, но жилистое от работы. Он развернул куртку изнанкой к Ороло и показал пришитые под воротом ярлыки. Я узнал фирменную эмблему, которую последний раз видел десять лет назад, только её с тех пор упростили. Под ней шла полоска из движущихся картинок.

– Кинаграммы. Они вытеснили логотипы.

Я почувствовал себя старым. Новое для меня чувство.

Ороло встрепенулся было, но при виде кинаграмм сразу потерял интерес.

– А, – вежливо произнёс он. – Ты говоришь прехню.

Я смутился. Кин опешил. Затем лицо его побагровело. Он явно себя накручивал, считая, что должен разозлиться.

– Фраа Ороло сказал не то, что ты подумал! – Я постарался хохотнуть, но вышел скорее всхлип. – Это древнее ортское слово.

– А похоже на…

– Знаю! Но фраа Ороло совершенно забыл про то слово, о котором ты подумал. Он совсем другое имел в виду.

– И что же?

Фраа Ороло увлечённо наблюдал, как мы с Кином обсуждаем его, словно отсутствующего.

– Он хотел сказать, что настоящей разницы между кинаграммами и логотипами нет.

– Как же так! Они несовместимы! – Лицо Кина уже приобрело обычный оттенок. Он глубоко вздохнул, задумался на минуту, потом пожал плечами. – Но я понял, о чём ты. Мы вполне могли бы и дальше пользоваться логотипами.

– Тогда зачем, по-твоему, от них отказались?

– Чтобы люди, которые сделали для нас кинаграммы, увеличили свою рыночную долю.

Ороло нахмурился и обдумывал услышанное.

– Это тоже похоже на прехню.

– Чтобы они заработали деньги.

– Хорошо. И как эти люди добились своей цели?

– Они старались, чтобы пользоваться логотипами было всё труднее и труднее, а кинаграммами – всё легче и легче.

– Как неприятно. Почему вы не подняли восстание?

– Со временем мы поверили, что кинаграммы и впрямь лучше. Так что, думаю, вы правы. Всё правда пре… – Он осёкся.

– Можешь говорить. Это не плохое слово.

– Мне кажется неправильным произносить его здесь.

– Как пожелаешь, мастер Кин.

– Так о чём мы? – спросил Кин и сам ответил на свой вопрос: – Ты хотел знать, умею ли я читать, не это, а неподвижные буквы, которыми пишут по-ортски.

Он кивнул на мой лист, быстро покрывавшийся как раз такими письменами.

– Да.

– Мог бы, потому что родители заставляли меня их учить, но не читаю, потому что незачем, – сказал Кин. – Вот мой сын – другое дело.

– Отец заставил его выучиться? – спросил Ороло.

Кин улыбнулся.

– Да.

– Он читает книги?

– Постоянно.

– Сколько ему? – слова были явно не из опросника.

– Одиннадцать. И его ещё не сожгли на костре. – Кин сказал это самым серьёзным тоном. Я так и не понял, догадался ли фраа Ороло, что мастер над ним подтрунивает.

– У вас есть преступники?

– Конечно.