– Мы знаем то, что тебе
– Не долгую, не утомительную, и поднимались мы не ночью… – К середине фразы я понял, что он снова спровоцировал меня на мелочные возражения. Всё, чего я добился, – дал ему возможность перевести дух и выпить глоток воды.
– Помоги теперь ты нам, фраа Эразмас, – произнёс фраа Лодогир спокойным деловым тоном. – Помоги разрешить загадку, над которой мы бьёмся.
– Кто в данном случае «мы»? – спросил я.
– Те участники конвокса, которых не покидает чувство, что спиль показал про Ороло далеко не всё.
Я ответил, не в силах скрыть прозвучавшую в голосе усталость:
– О какой загадке вы говорите?
– Как Ороло подавал Геометрам сигналы? К какому трюку он прибег, чтобы отправлять им тайные послания?
Сейчас, если бы у меня во рту была вода, я бы поперхнулся. Сидящие зашумели – волны негодующего ропота и оскорбительного смеха схлёстывались и прокатывались из одного конца нефа в другой. Я начисто утратил дар речи и только смотрел на фраа Лодогира пристально, ожидая, что тот смутится и возьмёт назад свои обвинения. Но он по-прежнему являл собой воплощение естественности и благодушия. И по мере того, как росли спокойствие и уверенность фраа Лодогира, мои стремились к нулю. Как же мне хотелось его уплощить!
Однако я вспомнил слова Ороло: «Они расшифровали мою аналемму!» Как если бы он и впрямь посылал Геометрам сигналы.
А как иначе объяснить их решение высадиться в Орифене – в том самом месте, где нашёл прибежище Ороло? И зачем иначе ему было совершать долгое и опасное путешествие в Орифену?
К насущному: я не отваживался вступать в серьёзный диалог с фраа Лодогиром здесь, перед этой аудиторией, на эту тему. Он уплощил бы меня так, что мои останки отскребали бы от пола пескоструйным автоматом. И заодно не оставил бы от Ороло мокрого места.
Мой диалог с фраа Лодогиром слушали миряне. Влиятельные миряне. Бонзы, как сказал бы Ороло. Возможно, на них такие подлые уловки и впрямь действовали.
Что говорили о риторах? Что они имели власть менять прошлое и делали это при малейшей возможности.
Я не мог тягаться с ритором. Мне оставалось одно: говорить правду в надежде, что меня услышат друзья, которым такое по силам.
– Оригинальное предположение, – сказал я. – Не знаю, какие порядки в ордене светителя Проца, но я, как эдхарианец, стал бы искать
– А как насчёт весов? – спросил фраа Лодогир.
– Весы отдают предпочтение более лёгкой гипотезе. Предположение, что Ороло
– О нет, фраа Эразмас. – Лодогир снисходительно усмехнулся. – Со мной такое не пройдёт. Постарайся не забывать, что нас слушают умные люди! Если гипотеза, что Ороло посылал сигналы, объясняет неразрешимые загадки, то она наиболее простая.
– Какие загадки, по-вашему, она объясняет?
– Три загадки, если быть точным. Загадка первая: аппарат сел на развалинах Орифены, в совершенно заброшенном и неинтересном месте, единственная примечательная черта которого – аналемма, явственно видимая из космоса!
– Из космоса явственно видно всё, была бы соответствующая оптика, – заметил я. – Вспомним, что Геометры украсили свой корабль доказательством Адрахонесовой теоремы. Вполне естественно, что они совершили посадку в храме Адрахонеса.
– Они наверняка знали, что мы здесь, – возразил Лодогир. – Если они хотели поговорить с теорами, почему не высадиться в Тредегаре?
– А зачем расстреливать друг друга из ружей? Вы не можете требовать, чтобы я объяснил все поступки Геометров.
– Загадка вторая: самоубийство Ороло.
– Никакой загадки. Он пожертвовал собой, чтобы спасти бесценный образец.
– Он взвесил, что ценнее: его жизнь или образец. – Лодогир изобразил руками чаши весов. – Загадка третья: в последние мгновения он начертил на земле аналемму и встал на неё, чтобы встретить судьбу, которую сам избрал.
Мне нечего было ответить. Для меня самого это оставалось загадкой.
– Ороло принял на себя ответственность, – сказал Лодогир.
– Я решительно вас не понимаю.