Анафем

– Привет! – крикнул Жюль, не столько здороваясь, сколько подавая голос. Только в следующее мгновение мы поняли, что он отвечает человеку, чьё лицо появилось в окошке люка: кто-то из астрономов пришёл проверить, из-за чего потемнел большой телескоп. Основываясь на рассказах Жюля, я по цвету глаз и форме ноздрей предположил, что это женщина с Фтоса. Я пока не умел понимать выражения фтосских лиц, но рассудил, что наблюдаю сейчас два из них: крайнее изумление, затем шок при виде матово-чёрных скафандров незнакомой конструкции прямо перед окошком. Жюль ухватился за рукоятки люка и припал лицевым щитком к стеклу. Тут нам всем пришлось уменьшить громкость динамиков, потому что он принялся орать во всю глотку, надо думать, на фтосском. Женщина поняла его замысел и прижалась к окошку ухом. Звук в вакууме не распространяется, но крики Жюля создавали вибрацию лицевого щитка, которая через прямой контакт со стеклом передавалась в ухо женщины-астронома.

Жюль повторял что-то раз за разом. Каким-то образом у него получалось кричать бодрым голосом, а не отчаянным, мол, всё чудесно и замечательно. Губы женщины задвигались: она что-то кричала в ответ.

Купол осветился – видимо, женщина повернула выключатель, чтобы лучше нас видеть. Но нет: свет бил из промежутка между полусферами. Солнце встало? Нас предупреждали, что восход будет взрывной. Но уж слишком это напоминало самый буквальный взрыв: свет вспыхнул, померк, разгорелся ярче. Он колыхался и бурлил. Бесшумный толчок прокатился по корпусу икосаэдра. Лио подпрыгнул так, что чуть не совершил роковую ошибку: ещё немного, и его выбросило бы из купола в космическое пространство. Однако он схватился за коммуникационный провод, связывающий его с нами, описал дугу над зеркалом телескопа и погасил скорость об одну из полусфер. В его лицевом щитке отразился догорающий свет.

– Сжигатель планет! – крикнул Лио. – Наверное, они взорвали топливный бак.

Тут он с резким возгласом оттолкнулся от полусферы и скользнул «вниз» к тому, что я про себя называл полом купола. Потому что исполинские полусферы пришли в движение и щель между ними определённо сокращалась. Включилось освещение, теперь уже настоящее.

Щель захлопнулась со щелчком, который мы почувствовали, но не услышали. К добру или к худу, теперь мы были заперты в куполе. Я неотрывно смотрел на большую красную кнопку. Кислорода оставалось на восемь минут.

Показатели на дисплее начали меняться: индикатор наружного давления – красный ноль с самого начала космического полёта – сдвинулся в жёлтую зону. Жюль видел на своём дисплее то же самое: он шагнул к зарешёченному отверстию рядом с люком и протянул руку. Её отбросило воздушной струёй.

– Слава Картазии! – воскликнул Арсибальт. – Мне всё равно, из какого космоса этот воздух. Я хочу им дышать!

– Пока мы ждём, вспомните процедуру выхода из скафандров, – сказал Лио. – И покажитесь.

Он потянул шторку, скрывавшую его наружную панель. Все сделали то же самое. Впервые за два часа мы увидели лица на спиль-экранах и смогли проверить чужие показатели. Шарниры и балки под зеркалом заслоняли от меня некоторых членов команды, но я видел Джезри. У него оставалось две минуты. У меня – пять. Я поменялся с ним баллонами; давление в куполе росло слишком медленно.

Наконец индикатор из жёлтого стал зелёным: можно дышать. Как раз когда показатель уровня кислорода из красного (крайняя степень опасности) скакнул на чёрный (ты покойник). На последней порции арбского кислорода я приказал скафандру открыться и впустить окружающий воздух. Уши сразу заложило. В носу защипало, и я почувствовал странный запах: пахло чем-то кроме моего тела. Лио, пристально следивший за внешними индикаторами (из тех, кого я видел, у меня кислорода было меньше всего), шагнул мне за спину и распахнул заднюю дверцу. Я высвободил руки, ухватился за край ГТС и вылез, в чём мать родила, из ненавистного скафандра. Товарищи смотрели на меня с самым живым интересом. Из арбцев здешним воздухом дышал только небесный эмиссар, который после первого вдоха прожил совсем недолго. Я схватился руками за лицо, размял его, почесал нос, выковырял из уголков глаз то, что скопилось там за неделю, провёл пальцами по волосам. Можно было придумать что-нибудь более познавательное, но это был биологический императив.

Лио ощупал грудь своего скафандра, нашёл тумблер, повернул его.

– Ты меня слышишь?

– Да, слышу.

Остальные принялись лихорадочно нащупывать свои тумблеры.

– Не то чтобы это что-нибудь меняло – нам так и так всем вылезать, – но каковы твои ощущения, мой фраа?

– Сердце колотится, как сумасшедшее, – сказал я и умолк – столько усилий отняла короткая фраза. – Я думал, это от волнения, но… может быть, здешний воздух нам не годится. – Я говорил отрывисто, между судорожными вдохами: организм требовал дышать чаще. – Теперь понимаю, почему у небесного эмиссара лопнула аневризма.

– Эй, Раз?

Дышать, дышать.

– Да?

Дышать, дышать, дышать.

– Освободите меня от этой штуки! – потребовал Лио.