Анахрон

Федор был всегда готов. К любой экстремальной ситуации. Постоянно имел при себе нитку с иголкой, складной нож о семнадцати разных хреновинах, даже маскировочный карандаш — раскрашивать морду в стиле «лесной кот». Есть разные стили, Федору «лесной кот» нравится. Это очень круто. Сейчас у штатников, у морпехов «лесной кот» это самое то. Во.

Про маскировочный карандаш Сигизмунд случайно узнал. Федор искал носовой платок, ну и выпало…

Подивился Сигизмунд. Тогда тоже, вот как сейчас, на кухне у Сигизмунда сидели, водочку пили. Полюбопытствовал, что еще у Федора в карманах есть. Федор охотно продемонстрировал. Оказалось, что карманов у Федора очень много, а лежат в карманах тех невиданные вещи. Чего там только не было! Там нашлись предметы, способные помочь Федору взметнуться по отвесной стене, переметнуться с крыши на крышу, вскрыть сейф, уцелеть при штормовом пожаре, при ядерном взрыве, при синдроме длительного раздавливания и многое-многое иное…

Усевшись на кухне, Федор первым делом плюхнул на стол пакет с кефиром. Рядом бросил упаковку разрекламированного антипохмельного.

— Зря это взял, — заметил Сигизмунд. — Дрянь. «Алказельцера» что ли не было.

— Э-э, Сигизмунд Борисович, с «Зельцера»-то нестояк приключается. У моего шурина…

Про шурина Федор расказывал много и охотно. По мнению Сигизмунда федоровский шурин был редкостным мудаком.

На самом деле никакого шурина у Федора быть не могло. Потому как шурин — брат жены, а Федор женат никогда не был. «Шурином» Федор именовал одного своего дальнего родственника. Так у них было заведено. В конце концов, какая разница, как называть?

— Кофе сделать? — перебил Сигизмунд Федора.

— Сидите, Борисович, лечитесь. Я сам.

Пожрав антипохмельное, Сигизмунд жадно припал к кефиру. Почувствовал, как приятный холодок расползается по телу. Тошнота отпускает.

В девкиной комнате тахта заскрипела. Потом — поспешный топот по коридору. Девка. Вломилась в сортир и громко расстроилась желудком.

Готовый к любой экстремальной ситуации Федор всем корпусом развернулся в сторону звука.

— Партнеры вчерашние забыли, — неловко соврал Сигизмунд.

Несколько секунд Федор пристально смотрел на то место, где только что мелькнула девка. Оценивал — насколько опасно поворачиваться спиной.

Федор как будто никогда не уходил с линии фронта. Прямо на линии и жил. На линии ел, на линии спал, там же с ляльками кувыркался, с шурином водку пил, на той же огневой линии, бля, тараканов морил.

Оценил — неопасно. Повернулся.

— Что пили-то? — продолжил он светский разговор.

Сигизмунд дернул лицо в гримасе.

— Не напоминай… В ведре глянь.

Федор не поленился. Глянул. Тоже скорчил гримасу.

— Вы что, Сигизмунд Борисович, охренели — такое жрать… Жизнь-то одна…

— Партнеры притащили, — опять соврал Сигизмунд.

— Дешевка, — уверенно сказал Федор. И упустил кофе.

Из сортира выбралась девка. Протопала назад.

Федор опять выдержал паузу. Что-то в девке его настораживало.

— Ушмыганная, что ли? — спросил он.

— Хрен ее знает, — сказал Сигизмунд.

— Я бы на вашем месте выяснил, — осторожно присоветовал Федор.

— Партнеры забыли, — повторил Сигизмунд. — Пусть они и выясняют. Мне-то что.

— Словят ее у вас с «палевом», Сигизмунд Борисович. По наводке.

— Ты прямо как моя бабушка, — сказал Сигизмунд. — Та ворами пугает. И пожаром.

— Я вам так скажу, Сигизмунд Борисович, — проговорил Федор, наливая кофе в чашки, — «Ливиз» пейте. Я завсегда «Ливиз» пью. Только смотреть надо, чтоб настоящий был. В России восемьдесят процентов напитков поддельные. По радио говорили. Дурак — он и «Ливизом» траванется… Эх! Надо слить!

С этим словом боец Федор направился в сортир.

До слуха Сигизмунда донеслось, как крученая струя жизнеутверждающе бьет в фаянс. Вот это витальность, бля! Аж мороз по коже.

Из комнаты со стоном вылетела девка. Рванула дверь. Закрыто. Глаза у девки были как у животного, когда оно страдает. Принялась топтаться. То и дело дергала дверь.

Наконец дверь распахнулась, и оттуда неспешно, с достоинством, выступил боец Федор. Оглядел девку. Бросил ей:

— Хай!

Девка безмолвно ломанула к белому брату. Хлопнула дверью. Щелкнула задвижкой. Ну точно, потравилась.

Федор степенно вернулся к разговору.

— И «Киндзмараули» часто подделывают. Тут надо пробку всегда смотреть. У настоящего пробка с узорчиком и с такими дырочками. А поддельный — там как красный чулок натянуто. И без дырочек. Шурина один грузин научил. Этот грузин целый ящик взял… А девка-то обширянная, точно говорю. Глаза у ней белые…

— Она прибалтка, — сказал Сигизмунд. — По-нашему ни бум-бум.

— А, — сказал Федор. — Если прибалтка, то может, и не обширянная. А насчет ни бум-бум — это у них после отделения началось. Вроде болезни. — Он постучал себя пальцем по голове. — Они ее что, из Прибалтики привезли?

Сигизмунд не понял.

— Кто?

— Партнеры.

Сигизмунд, успевший забыть про «партнеров», едва не спросил тупо у Федора: «какие, мол, еще партнеры». Вовремя спохватился.

— Ну, — сказал нехотя. — Я не спрашивал. — И зачем-то пустился в подробности: — Они тут конфетами торговать хотят…

Федор сделал озабоченное лицо.

— На растаможке больше потеряем.