Анаконда

— Ни сном, ни духом, Ирина Юрьевна! Как можно? Ни-ни, сам ничего ему не толкнул. Но ведь обладание информацией не есть недостаток. А? Владею информацией, кто чем из дипломатов интересуется, исключительно в интересах нашего института. Сам ни-ни. Сам никогда!

— Ну, смотри. Ценю тебя, Мишка. Но если узнаю, что свой бизнес завел, в говне утоплю! Правда, на правительственной даче. Так что не просто в дерьме дни свои кончишь, а в привилегированном. Вижу, понял. Да не дрожи ты так! Пока со мной, жив, здоров, и нос в табаке. Никому тебя в обиду не дам. Ни антисемитам, ни сионистам, ни ментам, ни Отари.

Днем спустя советник посольства США в России Джозеф Митчелл, пакуя багаж, отправляемый домой в Штаты по каналам дипломатической почты, нежно погладил ладонью оклад старинной, XVI века, иконы. О том, что она была похищена из церкви под Рудным, ему знать было необязательно. Он не разбирался в иконах. Но человек, экспертной оценке которого он доверял, убедил, что икона очень ценная, редкой работы живопись и необычайно изящный серебряный оклад, украшенный крупными жемчужинами. Жена будет рада. Но особенно хотелось Джозефу порадовать тещу, урожденную княжну Васильчикову, женщину, и в свои восемьдесят сохранявшую необычайную живость ума, грациозность движений и строгую красоту лица.

Митчелл был женат на Минни, дочери княжны, уже пять лет, обожал жену и преклонялся перед тещей. Случай достаточно редкий даже в Америке, где зятья, как правило, проживая от тещ в безопасной дали, испытывают к ним весьма неприязненные чувства.

Уложив икону, Джозеф еще раз раскрыл черную кожаную коробочку, покрытую изнутри фиолетовым бархатом. На фиолетовом фоне огромный изумруд переливался и светился каким-то особенным, неземным светом, а обрамлявшие его довольно крупные брильянты добавляли искристости и фееричности свечению большого зеленого камня, выглядевшего на фиолетовом бархате глазом космического циклопа.

Он подышал на камень, хотел протереть бордовые пятнышки на нем белоснежным платком, но убоялся. Не то чтобы побоялся тонким полотном поцарапать прочный кристалл, просто камень казался столь мистически сильным, самостоятельным, самодостаточным, что коснуться его живой плотью, — совершить святотатство.

Так, не тронув крапинки, похожие на застывшие капельки крови, он и запаковал кожаный футляр с брошью.

А еще через несколько дней в имении, расположенном в двух часах езды на хорошем автомобиле от столицы штата, широко праздновалось восьмидесятилетие известной деятельницы американского женского движения, вдовы видного дипломата, в последние годы жизни сенатора США, урожденной княгини, а точнее княжны, поскольку принадлежала она к древнему русскому княжескому роду по рождению, а не по замужеству, Васильчиковой.

Было много русских, съехавшихся по этому приятному поводу из разных концов Америки, разных штатов. Были и посланцы старинных родов, уже десятилетия пребывающих в эмиграции, из Испании, Франции, Англии, Германии. Присутствовали на торжестве представители древних фамилий, потомки старинных аристократических семейств Европы и Америки.

Был сделан специальный стол размером с теннисную площадку в специальной комнате имения, где под присмотром специально нанятых на этот вечер полицейских разместились подарки юбилярше.

Княжну Васильчикову любили все: испанцы и немцы, русские и американцы за ее красоту, неизменно дружелюбный тон, приветливость, радушие, готовность прийти на помощь, ее тонкий, истинно аристократический вкус, замечательные качества верной жены, доброй матери, любезной тещи и заботливой свекрови.

Каждый новый подарок вначале демонстрировался гостям, проносился с объяснением имени дарителя по гигантскому залу, где в глубоком, обшитом веселеньким парчовым материалом кресле восседала юбилярша, а затем передавался в руки княжны на то время, пока даритель произносил всякие соответствующие моменту слова.

Дочь Минни и зять Джозеф Митчелл слегка припозднились, что было простительно, поскольку они лишь утром сошли с трапа воздушного лайнера, пересекшего Атлантику. В противном случае, наверное, слово дочери и зятю было бы предоставлено раньше. Княжна обожала эту молодую красивую пару. Дочь была умна, прелестна, добра, а ее муж честолюбив, напорист, динамичен, широко образован, из старой и достаточно богатой пенсильванской семьи. И, что было главным в глазах матери достоинством, обожал ее дочь.

Когда они, объявленные мажордомом, вышли на средину зала, молодой дипломат взял в руки микрофон, чтобы сказать слова приветствия и поздравления, все гости, а их набралось уже больше сотни, невольно залюбовались этой парой.

Выпускник двух престижных университетов, доктор философии и, несмотря на молодой возраст, уже советник посольства, причем на исторической родине княжны, в Москве, блистательно справился со своей задачей: он был в меру восторжен, в меру прост, в меру краток и в меру метафоричен.