Анаконда

— А! Это Мария Эстер… Моя любимая племянница. Она несколько дней тому назад приехала к нам погостить, сеньор Ничольсон. Дитя мое, познакомься, это друг Ольмоса, который окажет нам честь, став членом нашей семьи.

— Но, увы, временно, сеньорита, к великому моему огорчению, — добавил Ничольсон.

— Ах, вот как? — засмеялась Мария Эстер, потому что ей ничего другого не пришло, да и не могло прийти в голову. Девушка села, откинув легким движением свое платье. А затем уже с серьезным видом осмотрела Ничольсона с ног до головы.

Следом за Марией Эстер в комнату вошла София. Ее фигура походила на фигуру кузины, платье тоже было безукоризненно сшито. Лицо невесты было таким же простым и так же накрашено, но выражение ее глаз говорило о большем уме.

— Наконец-то! — воскликнула мать, облегченно вздохнув. — Вот ваша невеста, сеньор Ничольсон… Кто бы мог сказать, дочь моя, что тебе придется обвенчаться в отсутствие твоего жениха?

— Ну, конечно! — засмеялась София, так же красноречиво, как и ее кузина. Но она тут же добавила: — Да, но поскольку сеньор Ничольсон так любезен…

Девушка окинула жениха пристальным взглядом, и в ее улыбке было все, что угодно, только не робость.

«У этой девушки, кажется, есть немного души…» — подумал Ничольсон.

Между тем невеста уселась у окна и положила ногу на ногу. Профиль ее был освещен, и белокурые волосы искрились на солнце, а опирающаяся на пол лакированная туфелька, на которой играл живой язычок света, отбрасывала косую тень.

Беседуя с Софией, Ничольсон наблюдал за ней. Несмотря на ее крашеные волосы и внутреннюю пустоту, он находил в ней очарование. Она так же, как и ее кузина, привыкла лишь к пошлым остротам, принятым среди девушек ее круга. Однако тело Софии дышало какой-то необыкновенной свежестью, а во взгляде чувствовалась женщина, и Ничольсон весьма порадовался за друга.

— В конце концов, — возобновила разговор сеньора де Сааведра, — хоть мы и сожалеем об отсутствии Ольмоса, потому что брак по обязанности всегда чреват неприятностями, но…

— Неприятностями? — переспросил Ничольсон.

— То есть… Нет, разумеется… Но поймите же меня хорошенько… бедная Чича… Правда, дочь моя, что тебе хотелось бы чего-то большего?..

— Ну, конечно, сеньора, я в этом нисколько не сомневаюсь, — счел нужным извиниться Ничольсон. — И было бы излишним спрашивать мнение невесты.

— Вы так думаете? — засмеялась София.

«Да, она не слишком красноречива, — подумал Ничольсон. — А впрочем, Ольмос знал, что делал…»

И уже громко добавил:

— Мне действительно кажется бесполезным спрашивать мнение у невесты по этому поводу, да и мое тоже, если бы и мне был задан этот вопрос.

Девица снова рассмеялась, хотя, по-видимому, ничего и не поняла.

— Однако, — продолжала мать, — я полагаю, что Ольмос написал вам, почему нельзя откладывать свадьбу. Он объяснил вам, чем была вызвана такая необходимость?

— Да, сеньора. Кажется, дело касается какого-то наследства… Совершенно верно. Два года тому назад, перед своей смертью, моя мать, желая отказать Софии большую часть наследства, поставила условием, чтобы внучка вышла замуж в день, когда ей исполнится ровно двадцать четыре года. В этом же возрасте вступила в брак моя мать и я тоже. Врачи говорят, что она была не вполне нормальной… Бедная мама… Речь идет о ста тысячах песо, понимаете?.. А тут подвернулся Ольмос… ну мы и думали отпраздновать свадьбу в конце этого месяца, когда Чиче исполнится двадцать четыре года. К этому сроку Ольмос должен был вернуться, но, как видите, это ему не удалось.

Мгновенье спустя Ничольсон встал.

— Итак, в нашем распоряжении еще двадцать восемь дней, сеньорита невеста?

— Да, сеньор супруг, двадцать семь дней и четырнадцать часов.

«Наконец-то, — подумал жених, — удачный отпет».

Семья де Сааведра пришла к выводу, что самым правильным было бы, чтобы Ничольсон почаще навещал их, чтобы все шло, как этого требует этикет, да и София за это время смогла бы привыкнуть к обществу человека, который — боже мой! — должен занять место Ольмоса.

— То есть… — начал было Ничольсон, но вовремя спохватился и, любезно напутствуемый дамами, удалился.

II

Вот каким образом Ничольсон нежданно и негаданно оказался вовлеченным в стремительную сделку, так как свадьба должна была состояться не позднее, чем через месяц. Он старался убедить себя, что предстоящий брак является фикцией и он никогда не будет мужем этой девушки, так же как и она его женой, — что уже не казалось ему таким ужасным, — однако чувство тревоги его не покидало. И это беспокойство Ничольсон относил, главным образом, на счет предстоящей пышной церемонии. Однажды он даже осмелился намекнуть дамам, что он, как будущий почтенный супруг, то есть самая главная персона, считал бы более благоразумным отпраздновать свадьбу в интимном кругу. Зачем же свадьбу, являющуюся простой формальностью, праздновать с такой помпой, если она не принесет молодым той радости, какую доставляет настоящий брак?