У него ни на что не оставалось времени, особенно в короткие зимние дни. Уборку обеих комнат Суберкасо доверил детям, и те кое-как справлялись со своей работой. Но у него не хватало духу взяться за уборку двора. Это исключительно женское дело требовало научного подхода и безупречного исполнения. И хотя Суборкасо понимал, что оно лежит в основе всяческого благополучия горных ранчо, на уборку двора у него не хватало терпения.
Нетронутый песок, который палило солнце и поливали дожди, время превратило в свой опытный участок. В нем развелись нигуа{22}, которые то и дело впивались в босые ребячьи ноги. Даже Суберкасо, всегда обутый в ботинки на толстой подошве, платил им нелегкую дань. Он почти всегда хромал, а после завтрака, крапал ли дождь, пекло ли солнце, ему приходилось добрых полчаса проводить в открытом коридоре или во дворике, не выпуская из рук ножонки сына. Покончив с мальчиком, он принимался за самого себя. И едва он поднимался, стараясь разогнуть спину, как сынишка снова звал его; три нигуа опять впились ему в ноги.
Девчушка, к счастью, казалась неуязвимой. Ей никогда не приходилось ощупывать ноготками нигуа, забравшихся под кожу. Из каждых десяти насекомых семь приходилось на долю малыша и только три — на долю его отца. Однако для того и трех нигуа было многовато: ведь он жил в горах, где главное для человека — ноги.
В общем, нигуа куда безобиднее, чем гадюки, ура{23} и тем более баригуи. Нигуа взбираются по ноге и внезапно прокалывают кожу до самого мяса, где образовывают мешочек и наполняют его яичками. Извлечение из ноги нигуа или его гнезда, как правило, не причиняет беспокойства, да и сами ранки от прокола не слишком болезненны. Но среди сотни нигуа попадается один, который заносит под кожу инфекцию. И уж тогда следует поостеречься.
Как-то Суберкасо не удалось вытащить нигуа, который забрался ему в мизинец на правой ноге. Вместо крошечной красноватой дырочки вокруг ногтя образовалась распухшая и очень болезненная трещина. Йод, бихлорид, перекись водорода, формалин — все было испробовано. Суберкасо по-прежнему надевал ботинки, но из дому не выходил. Прекратились неутомимые походы в горы, которые любил совершать Суберкасо в дождливые вечера. Их сменили медленные и печальные прогулки по двору, когда небо прояснялось и прямо против солнца силуэты деревьев выступали отчетливо, словно в китайском теневом театре, а воздух был таким чистым, что до леса, казалось, рукой подать.
Суберкасо сознавал, что, живи он в других условиях, его организм справился бы с инфекцией, ведь для этого требовалось лишь немного отдыха. Он плохо спал: по ночам его бил озноб, а боли усиливались. Лишь на рассвете он забывался тяжелым сном и много бы дал, чтобы не просыпаться хотя бы до восьми часов. Но мальчик и зимой поднимался так же рано, как летом. И Суберкасо, дрожа от озноба, тоже вставал, чтобы разжечь примус и приготовить кофе. А после завтрака — чистка кастрюль. В полдень же — для разнообразия — вечная история с нигуа, которых надо вытаскивать из ног сына.
— Так дальше продолжаться не может, — наконец сказал себе Суберкасо. — Любой ценой я должен найти служанку.
Но как? Еще когда он был женат, прислуга составляла одну из его постоянных забот. Как мы говорили, девушки приходили и уходили, не объясняя почему, и это в ту пору, когда в доме была хозяйка. Тогда Суберкасо забрасывал все свои дела и по три дня не слезал с лошади. В поисках какой-нибудь завалящей девчонки, которая согласилась бы пеленки стирать, он объездил все тропинки от Апарисиосуе до Сан-Игнасио. И вот как-то в полдень Суберкасо выехал из лесу, окруженный живым ореолом слепней. С головы его лошади струйками стекала кровь, но чувствовал он себя победителем. Девушка явилась на следующий день: она сидела на лошади, позади отца, держа в руке узелок. Однако ровно через месяц она ушла — с тем же узлом в руках, только на этот раз пешком. А Суберкасо снова отложил мачете и мотыгу и пошел за лошадью, которая, не шевелясь, потела на солнце.
Эти проклятые путешествия оставили после себя горькие воспоминания, и вот теперь они предстоят снова. Но до каких же это пор будет он ездить?
По ночам, не в силах уснуть, Суберкасо слушал, как ливень с треском и грохотом обрушивается на деревья. Весна в Мисьонес, как правило, сухая, зато зима — очень дождливая. Но бывает, что привычный порядок вещей меняется. От капризного климата Мисьонес всего можно ожидать. И тогда за каких-нибудь три месяца облака спешно выливают на землю целый метр воды — из полутора метров осадков, которые должны выпасть за год.