Присяжным предстояло вынести вердикт после прослушивания 18-минутной магнитофонной записи фрагмента шоу от 4 октября 1961 года, где Ленни Брюс рассказывал непристойную историю в весьма непосредственных выражениях. «Эго представление — высокохудожественная комедия, — заявил Бендич, адвокат Брюса, перед тем как включить запись. — Я хочу попросить аудиторию правильно реагировать на юмор — по-человечески».
Судья Хорн оборвал Бендича на полуслове: «Здесь вам не театр и не шоу. Я не позволю подобных вещей».
Затем он обратился к залу: «Напоминаю присутствующим о необходимости контролировать эмоции».
Предупреждение было воспринято надлежащим образом, и прослушивание записи прошло вполне серьезно. Никто не засмеялся, и лишь несколько зрителей изобразили подобие улыбки, услышав образчики юмора Ленни Брюса[203]
.Влияние документального фрейма на восприятие экспериментально показано Ричардом Лацарусом в исследовании стресса. Специально подобранным группам испытуемых устанавливались датчики, измеряющие пульс и напряженность ладоней. Изменения в реакциях регистрировались во время показа фильма о примитивных ритуалах, где производились надрезы на человеческом теле. Меняя звуковое сопровождение фильма, экспериментатор мог частично влиять на установку аудитории[204]
. В частности, «интеллектуализация» комментария создавала специфически антропологический взгляд на жестокий ритуал и частично трансформировала картину в документ; это переключение существенно снижало стресс у испытуемых — университетских студентов.Но и документальный фрейм имеет свои границы. Прежде всего возникает вопрос: все ли виды записи допустимо использовать как свидетельства против личности, если в качестве регистрируемых материалов выступают непроизвольные действия? Принято считать, что личность должна быть защищена от скрытой аудиозаписи и тайного наблюдения. Далее, возникает вопрос о границах использования записей, на которые индивид дал добровольное согласие; например, допустим ли учебный показ сеанса семейной психотерапии[205]
. Речь идет не о документированииЕще более поучительно другое ограничение, связанное с отделением документируемого действия от самого документа. Если воспроизводится нечто предосудительное, жуткое или непристойное, будь то подлинное действие или результат переключения, можно ли считать само документирование безгрешным? На первый взгляд, здесь нет никаких ограничений, поскольку каждый ясно осознает, что документированное событие — нечто иное, чем само событие. Тем не менее, связь между записью и событием осознается вполне отчетливо и торжествует над рассуждением.