Анализ фреймов.

Древняя философская традиция учит нас, что восприятие читателем реальности не более чем иллюзия и, проникая в смысл авторских суждений о восприятии, мышлении, мозге, языке, культуре, новой методологии, неизвестных науке силах, можно приподнять завесу, за которой скрыто истинное положение вещей. Трудно представить, сколь широки возможности, которые открывает для автора и его сочинения такая установка, — и тем печальнее ее последствия. (Есть ли лучший способ рекламы, чем уверения читателя в том, что книга откроет ему глаза на происходящее?) Один из современных примеров такой линии рассуждения явлен некоторыми социально-психологическими теориями и, в частности, «теоремой Уильяма Томаса»: «Если ситуация определяется как реальная, то она реальна по своим последствиям». Это утверждение на первый взгляд кажется верным, но на поверку ложно. Определение ситуации как реальной, несомненно, влечет за собой определенные последствия, но, как правило, они лишь косвенно влияют на последующий ход событий; иногда легкое замешательство нарушит привычный сценарий и едва ли будет замечено теми, кто неправильно распознал ситуацию. Весь мир — не театр, во всяком случае театр — еще не весь мир.

(Если вы организуете театр или, скажем, авиационный завод, вы обязаны найти место для того, чтобы люди смогли повесить пальто или припарковать машины; при этом было бы неплохо, если бы и вешалка, и автостоянка были местами, гарантирующими сохранность пальто и автомобилей.) По всей вероятности, факт «определения ситуации» можно обнаружить почти во всех случаях жизни, но создают это определение, как правило, не участники ситуации, — хотя в обществе имеется немало поводов для такого предположения. Обычно люди правильно оценивают, чем должна являться для них ситуация, и действуют соответствующим образом. Верно, что мы сами активно участвуем в упорядочении нашей жизни, но, однажды установив порядок, мы часто продолжаем его механически поддерживать, как будто он существовал вечно. Поэтому, как часто бывает, мы ждем, пока события сегодняшнего дня отойдут в прошлое, и только тогда можем осознать происшедшее; бывает, сначала что-то делаем, а рассуждения о мотивах и целях содеянного откладываем на потом. Общественная жизнь настолько зыбка и нелепа, что нет никакой необходимости делать ее еще более нереальной.

Хотя анализ социальной реальности не сулит ничего хорошего, в этой книге представлена еще одна попытка анализа социальной реальности. Я старался следовать традиции, заложенной Уильямом Джемсом[81] в его известной работе «Восприятие реальности»[82], опубликованной впервые журналом «Mind» в 1869 году. Вместо того чтобы спрашивать, что есть реальность, Джемс делает сокрушительный феноменологический прорыв и ставит следующий вопрос: «При каких обстоятельствах мы полагаем вещи реальными?» Важно понять отчетливое различие между реальностью происходящего и чувством, что некоторым вещам реальности не хватает. Таким образом, вопрос, при каких условиях возникают подобные чувства, сводится к узкой конкретной задаче: заниматься устройством фотокамеры, а не изображением на снимке.

Отвечая на этот вопрос, Джемс подчеркивал роль избирательности внимания, внутренней связности и непротиворечивости знания. Решающую роль у Джемса играет различение «миров», которые могут стать реальными благодаря нашему вниманию и интересу к ним, возможных подуниверсумов, или, в терминах Арона Гурвича[83], «порядков существования», в каждом из которых любой объект определенного рода обретает присущее ему бытие: чувственный мир, мир научных объектов, мир абстрактных философских истин, мир мифа и веры в сверхъестественные силы, мир сумасшествия и т. д. Каждый из этих подмиров, согласно Джемсу, имеет «свой специфический, особый способ существования»[84] и «каждый мир, пока он находится в сфере нашего внимания, по-своему реален; просто реальность меркнет по мере снижения внимания»[85]. Затем Джемс смягчает столь радикальную позицию, он признает, что чувственный мир занимает особое положение: мы полагаем его самой наиреальнейшей реальностью в силу того, что он поддерживает наши самые сильные убеждения и перед ним вынуждены отступать другие миры[86]. В этом Джемс сходился с учителем Эдмунда Гуссерля[87] Луйо Брентано и считал необходимым (к чему пришла и феноменология) различать содержание непосредственного восприятия и приписывание реальности тому, что содержится в восприятии или «заключается в скобки»[88].

Главный прием Джемса заключался в инспирирующей игре со словом «мир» (или «реальность»). Но, конечно, речь должна идти не о мире, а о мире непосредственного восприятия отдельного человека. Фактически дело не доходит даже до мира непосредственного восприятия. Не надо умных слов. Джемс распахнул окна свежему воздуху и свету.