Фасад дома из красного дерева был в нескольких местах расщеплен и усеян оспинками дырок. Одно окно было выбито.
Я почувствовал запах бензина.
На террасе стояли три открытые канистры. Из горловин огромными фитилями торчали свернутые в жгуты тряпки. Маслянистые следы вели до края террасы и заканчивались смазанным пятном. Я заглянул через перила.
В японском саду неподвижно лежал ничком мужчина.
Я спустился вниз как раз тогда, когда к дому подкатили черные с белым машины. Прошел босиком в сад, чувствуя под горящими в лихорадке ступнями холодные камни. Я окликнул мужчину. Тот не отвечал.
Это был Ричард Моуди.
У него было снесено пол-лица. То, что осталось, превратилось в собачий корм. Точнее, в корм для рыб, ибо голова лежала в пруду, и вокруг уже собрались рыбки, которые жадно всасывали окровавленную воду, наслаждаясь новым угощением.
Ощутив прилив тошноты, я попытался их отогнать, однако вид меня уже давно стал для них условным стимулом кормления, и чешуйчатые гурманы с еще большим энтузиазмом набросились на еду. Здоровенный черный с золотом карп наполовину высунулся из воды, чтобы отхватить кусок побольше. Я готов был поклясться, что рыбина ухмыльнулась своим обрамленным бакенбардами ртом.
Кто-то тронул меня за руку. Я вздрогнул от неожиданности.
– Спокойнее, Алекс.
– Майло!
Судя по виду, его подняли с кровати. Блеклая ветровка была накинута поверх желтой тенниски и мешковатых джинсов. Волосы топорщились во все стороны, а зеленые глаза сияли в лунном свете.
– Идем. – Майло взял меня за локоть. – Поднимемся в дом, ты вольешь в себя что-нибудь, после чего расскажешь мне, что произошло.
Пока криминалисты возились с техническими деталями убийства, я сидел на старом кожаном диване и пил виски. Шок постепенно проходил; я почувствовал, что по-прежнему болен – у меня нет сил и меня бьет озноб. Виски помог хоть немного согреться. Напротив сидели Майло и Дел Харди. Чернокожий детектив, как всегда, был одет с иголочки, в ладно скроенном темном костюме, розовой рубашке, черном галстуке и начищенных до блеска полуботинках. Надев очки, он делал пометки.
– Внешне все выглядит так, – сказал Майло, – будто Моуди задумал спалить твой дом, однако кто-то выследил его, застал с поличным и вывел из игры. – Он помолчал. – Там ведь был любовный треугольник, так? Как тебе нравится на роль стрелка любовник?
– Он не произвел на меня впечатление человека, способного вести слежку.
– Полное имя, – держа наготове карандаш, спросил Харди.
– Карлтон Конли. Плотник на киностудии «Аврора». До того как образовался треугольник, они с Моуди были друзьями.
Харди сделал запись.
– Он переехал к жене?
– Да. Они поселились где-то в Дэвисе. По совету ее адвоката.
– Фамилия адвоката?
– Малькольм Дж. Уорти. Беверли-Хиллз.
– Нужно ему позвонить, – сказал Майло. – Если у Моуди был список, он в нем обязательно присутствовал. Выясни телефон в Дэвисе и узнай, там ничего не произошло? Жена по-прежнему его ближайшая родственница, поэтому ей нужно сообщить. Пусть местная полиция заглянет к ней и внимательно посмотрит на ее лицо – удивится ли она этому известию. И еще позвони судье. Алекс, тебе больше ничего в голову не приходит?
– В этом деле участвовал еще один психолог. Доктор Лоренс Дашхофф. Живет в Брентвуде. Контора в Санта-Монике.
Телефон Ларри я знал наизусть и продиктовал его.
– Что насчет адвоката самого Моуди? – спросил Дел. – Если этот клоун решил, что его дело запороли, он мог и обидеться, ведь так?
– Точно. Фамилия этого типа Деркин. Эмиль, Элтон или что-то в таком духе.
Лицо чернокожего детектива растянулось в усмешке.
– Элридж, – проворчал он. – Подонок представлял интересы моей бывшей жены. Обчистил меня до нитки.
– Что ж, – рассмеялся Майло, – в таком случае ты будешь иметь удовольствие допросить его. Или утешить его вдову.
Пробурчав что-то себе под нос, Харди захлопнул блокнот и ушел на кухню звонить.
Появившийся в дверях криминалист поманил Майло, и тот, потрепав меня по плечу, вышел к нему. Вернулся он через несколько минут.
– Наши эксперты обнаружили следы покрышек, – сказал он. – Широких, гоночных. Тебе это ни о чем не говорит?
– Моуди ездил на пикапе.
– Его тачку уже нашли. Колеса совсем другие.
– Больше ничего в голову не приходит.