Аналогичный мир - 4 (СИ)

У Чака вертелся на языке вопрос о руках, работают ли у Гэба руки, но удержался. А то самому придётся на такой же отвечать. А этого совсем не хочется. Он посмотрел на Гэба, натолкнулся на внимательный настороженный взгляд и понял: у Гэба всё так же. Как и у него. А значит, и говорить не о чем. Чак молча допил свой стакан и встал.

— Ну, бывай.

— Бывай, — кивнул Гэб.

Чак подошёл к стойке, расплатился за ленч и вышел.

Гэб в окно видел, как он прошёл к машине, заплатил мальчишкам-мойщикам, сел, уехал… всё! Гэб перевёл дыхание и отхлебнул всерьёз. Пронесло. Сволочь Чак редкостная, хуже любого беляка, вот кого бы пришил с радостью и в полное удовольствие, так ведь этот дьявол всегда быстрее всех на стрельбе был. Машина у него ши4карная, на кого же Чак работает? Номера колумбийские, а там… чего и кого там только нет. Хуже Колумбии только Атланта. Там Он… Несмотря ни на что, Гэб и про себя не рисковал называть ненавистное запретное имя. Мало ли что доктор наболтал. Беляк — он всегда беляк, и верить ему себе дороже. А Чак… Просто шофёр отбивные на ленч не жрёт и рубашек таких не носит. Значит… так платят за стрельбу, ну, и за всякое прочее, значит у Чака всё восстановилось, везёт сволочам, а ты… ладно, пока обходилось и дальше обойдётся. Та-ак, ну вот и дичь, пришлёпал паскуда, никуда не делся, эту заезжаловку никто не минует.

Гэб прищурился, будто задремал от выпитого, зорко рассматривая в щёлку между веками подошедшего к стойке высокого негра в «разовом» костюме. Такие, с виду дорогие «белые», но дешёвые и расползающиеся под первым дождём и просто от недельной носки, обычно покупают те, кто хотел наскоро пофрантить или не хотел засвечивать свою обычную одежду. В левом ухе поблескивает маленькое колечко под золото — новомодный прикол. Дурак: шмотки сменил, а примету оставил. Ну, подождём и посмотрим, может, кое-что и увидим.

Чак гнал машину по шоссе, хотя в график укладывался и спешить было некуда и незачем. Частное агентство… та же полиция, только без формы. Ну, и хрен с ним, и с деньгами его. Но если Гэб теперь так и будет там сидеть, то придётся другой привал искать. Жаль, хорошая едальня. Была. С кем другим из их десятка он бы, может, и поладил. Но не с Гэбом, сволочь тот, гнусняк, всегда устраивался лучше всех, все вкалывали, а он жрал первым.

Чак выплюнул в окно окурок и резким выдохом перевёл дыхание. Ладно, восстановилось у Гэба вряд ли, а то бы был с оружием, сам он именно поэтому ни ножа, ни пистолета не носил, хотя достать — не проблема, и полиция к нему ни разу не привязывалась, даже с весны больше не допрашивала. Видно, нашли того лагерника. Или шлёпнули на месте. Лучше бы шлёпнули. Страшнее лагерника ничего нет, хуже зверей, хуже… беляков, хорошо, что их всех кончили. Вообще, чем меньше беляков, тем лучше, а уж когда они сами друг дружку мочат…

Чак уже спокойно закурил и сверился с картой. Всё в порядке, впереди всё равно полицейский пост, и скорость лучше сбросить заранее.

* * *

Как всегда, Эркин проснулся до звонка будильника. Осторожно высвободился из объятий Жени и вылез из-под одеяла.

Шторы задёрнуты, и в спальне темно, но он всё здесь знает. Где, что и как. Эркин натянул трусы, джинсы и, захватив халат, вышел из спальни. На кухне он сразу поставил на огонь чайник и пошёл в ванную.

Эркин был уверен, что шума не наделал и никого не разбудил, но, вернувшись на кухню, удивлённо заморгал, увидев Женю, уверенно сооружавшую завтрак.

— Женя!.. — потрясённо выдохнул он.

— Я сама проснулась, — улыбнулась ему Женя. — Садись, поешь.

— Угу, — Эркин судорожно проглотил уже запиханный рот кусок яичницы. — Спасибо, Женя.

— Ешь спокойно, ты успеешь.

Эркин благодарно улыбнулся ей. Что надо купить, они уже обсуждали, обсудили и решили, а потому сейчас об этом речи не зашло. Что Эркин что-то забудет или перепутает… ну, об этом и подумать нельзя.

— Подденешь джемпер?

— Нет, Женя, куртка тёплая, и я в джинсе поеду.

— Сегодня покров, может и снег пойти.

— Ну, — улыбнулся Эркин, — первый снег куртка выдержит, — и встал из-за стола. — Всё будет в порядке, Женя, не беспокойся.

Снег уже несколько раз выпадал и стаивал, и большинство ходило пока по-осеннему — в резиновых сапогах и непромокаемых куртках, а выделяться Эркин никогда не любил и по возможности избегал.

Женя вышла проводить его в прихожую и молча с улыбкой смотрела, как он одевается, проверяет деньги в бумажнике…

Эркин вскинул на плечо армейский рюкзак и выпрямился.

— Я пойду, женя, да?

Она подошла, обняла его, поцеловала в щёку. Эркин благодарно коснулся губами её виска.

— До свиданья. К вечеру я вернусь.

— До свиданья, — она снова поцеловала его.

И, когда за Эркином закрылась дверь, вздохнула. Ну, затеял Андрей, ну… Конечно, хорошо, что он помирился с отцом и остался с ними в Загорье, и праздник — хорошо, тем более, что у них отпуск, но звать на их, действительно, семейный праздник Бурлакова… нет, формально, Андрей прав. Они с Эркином — братья, и всё же… И что за намёки на ещё каких-то гостей? Женя снова вздохнула. Ох, Андрей, морда хитрая, глаза блестят…