Аналогичный мир

Андрей рванул повод и поскакал на другую сторону стада. Эркин молча смотрел ему вслед. Что ж, у каждого своё. Каждый своего хлебнул. Не хочет Андрей, не будет он, конечно, поминать об этом. Ему-то что? Ему что отец, что мать… Всё одно. Всё осталось там, за границей памяти. Может, и было. Кто-то ж рожал его. От кого-то. Только для него-то этого не было. Не было! Не было, понятно?! И по фигу ему вся эта хреновина о родителях и родной крови. По фигу! Эркин хлестнул Резеду и поскакал в обход стада, издали грозя лассо Подлюге.

Но вечером у костра Андрей вдруг сам заговорил об этом.

— Ты вот что… Ты не обижайся, Эркин. Ну, за сегодняшнее.

— Я не обижаюсь, — пожал плечами Эркин. — Бывает.

— Нет, ты… ты пойми. Мать говорила, чтоб об отце молчали вмёртвую. Кто бы ни спрашивал, что бы ни сулили, как бы ни пугали. "Ты врать не умеешь, — говорила, — молчи. Убивать будут, молчи. Меня убивать у тебя на глазах, всё равно молчи". Я… — Андрей привстал на коленях. — Я же помню его, Эркин! Нельзя мне об этом. Нельзя. Мать просила, пойми…

Он вскочил и ушёл в темноту. Эркин молча поворошил поленья. Когда Андрей, вытирая глаза и судорожно переводя дыхание, вернулся и сел на своё место, так же молча подвинул ему кружку с кофе.

А ещё через день, когда вроде всё забылось, Андрей вечером порылся в своём мешке и вытащил флягу. Не ту, армейскую, как у Эркина, а самодельную, из бутылки, обшитой тканью. Отвинтил колпачок и разлил в кружки.

— Давай, — и шуткой скрыл всё, о чем нельзя им говорить. — Кто-то ж постарался, чтоб мы были. За них и давай.

Эркин кивнул, поднимая кружку, и глотнул. Бесцветная пахучая жидкость обожгла горло, выжав на глаза слёзы. Эркин закашлялся.

— Заешь, — протянул ему кусок мяса Андрей. — Это я у одного… сменял. Давно ещё. Тяну помаленьку.

— Что это? — откашлялся, наконец, Эркин.

— Тот чмырь клялся, что настоящая русская.

— Водка?

— А что ещё?

Андрей тщательно завинтил крышку и убрал фляжку. Вернулся к костру. Эркин поворошил поленья. От выпитого по телу прокатывались тёплые волны и как-то странно кружилась голова.

— Крепкая, — Эркин смущённо улыбнулся. — Даже в голову ударило.

— Ты ж говорил, что умеешь пить, — засмеялся Андрей.

— Такого я никогда не пил.

— А… там?

— В Паласе? — Эркин спокойно поправил упавшую на лоб прядь. — Там совсем другое подавали. Сладкое. Я же эл, в эл-пи был.

— А это чего такое?

— Эл, значит, для леди, эл-пи — Палас для леди. А кто для мужчин, те джи, джи-пи — Палас для джентльменов, Там рабыни были, — Эркин усмехнулся, — в основном.

— А…? Стоп, — остановил сам себя Андрей. — Понял, — и сплюнул в костёр. — Система.

— Система, — кивнул Эркин. — Были ещё О-Паласы. Туда, говорят, те ходили, кто мучить любит или… гадости там разные.

— О? — переспросил Андрей и тут же кивнул. — Понял, это от other (другой).

— Да? — удивился Эркин. — Не знал. Ну, так вот. О них всякое болтали. Кого туда отобрали, то всё, тех уже никто не видел. Элов навалом, джи… тоже. А тех нет. О-Палас и всё. С концами. — Эркин потёр ладонями лицо. — Болтаю я чего-то, будто травы нажевался.

— Какой травы?

— Да говорил я тебе вроде. Ну, гонял бычков когда, ещё до Свободы, без жратвы раз остались, кончились продукты, вот и жевали её. Она голод забивает, и язык без привязи становится. Если увижу где, покажу.

— А называется как?

— А фиг её знает. Я вон из деревьев только дуб и клён отличаю. И то мне уже в имении показали. Послали раз кленовую аллею чистить, а я не знал, где она. Мне как влепили плетью, так я туда птичкой влетел и на всю жизнь запомнил, какой клён из себя. И с дубом так же. Павлиньи перья в одном Паласе видел, а самого павлина… А называюсь индейцем. — Эркин усмехнулся. — Хреновый я индеец.

— Ты ж не виноват в этом.

— Мне-то от этого не легче.

— Оно так. А разболтался ты, это точно, — Андрей засмеялся. — Так что водку ты пить не умеешь. И не хвастай.

— Я не хвастал.

— А что, много вам… ну, спиртного давали?

— В пайке не давали. А так… клиентки угощали. Там отхлебнуть, допить…

— А закусь?

Эркин засмеялся.

— Стащить успеешь, так закусишь. Мне один раз коньяка досталось… полный бокал. Она пригубила, а пить чего-то не стала и мне сунула. Я и шарахнул.

— Он, коньяк этот, крепкий?

— Не знаю. Обожгло сильно.

— И не опьянел?

Эркин опять засмеялся.

— Опьянеешь — не сработаешь. Не сработаешь — тока получишь. Меня повело было сразу, а как про ток вспомнил, сразу протрезвел.

— И сработал?

— А куда денешься? Под ток, знаешь, неохота как-то… Потому и говорил, что пить умею. Но не люблю.

Андрей усмехнулся, покрутил головой.

— А меня редко берёт. Слушай, а кормили вас хорошо? В Паласе? — Эркин молчал, и Андрей заторопился. — Ты того, не обижайся, что я спрашиваю. Ты как, можешь про это говорить?

— Пьяный могу. — Эркин взял ещё кусок мяса.

Сегодня они вместо варева просто свалили мясо на сковородку и поставили на огонь.